И тогда, весело рассмеявшись, сам Рюрик присвоил ему важный чин при своей дружине и наградил новой фамилией – Уткин-Синицын. Вот от этого события и повёлся на Руси великий дворянский род столбовых дворян – Уткиных-Синицыных…»

Многие окружающие о своём рождении и предках совсем не знали. Скорее всего, из-за отсутствия свободных денежных средств, которые можно было направить на поиск своих древних корней. Герман Николаевич очень гордился потомственным дворянством и считал своим долгом всегда подчеркнуть знатное происхождение.

– Опять, наверное, откаты получил, коррупционер несчастный. Видишь, какой довольный, – тихо заявила одна из старушек, сидящих возле входа.

– Не злорадствуй, Наталья, когда мы с тобой в комсомоле трудились, то тоже откаты получали. Кроме того, он уже не служит в администрации. Газеты писали, что перешёл на другую ответственную работу, связанную с моральным и физическим оздоровлением общества, – ответила ей подруга-пенсионерка, с интересом глядя вслед Герману Николаевичу.

– Чем получали откаты, пионерскими галстуками? Скажешь тоже, откаты, это в твоей голове уже предсмертные закаты. Ты бы глицин попила, а то совсем дурой стала. Напиши сегодня в своём личном медицинском кабинете, чтобы тебе психиатра из поликлиники прислали без очереди, – недовольно завелась занудная старушка.

– Эх, Наталья, злобная ты! Как чем откаты получали? Получали! Значками, конфетами, пряниками, уважением и почётом. Да-да, получали. Коррупция, милая моя подруга, не в количестве, а в голове. Сегодня возьмёшь гвоздь с работы, завтра родину продашь. И не смей мне указывать! К тому же никакого личного кабинета у меня отродясь не было. Сарай был, дача была, куры были, однокомнатная квартира и сейчас есть, а личного кабинета никогда не было. Я что, буржуйка какая? Придумала тоже, личный кабинет! Эх, куда тебя занесло! Заговариваешься, – беззлобно ответила подруга Натальи.

– Деревня! Сейчас личные кабинеты у каждого есть, по десятку штук. Ты, мать, тупеешь! – ответила Наталья, осуждающе кивая головой.

– Ладно тебе. Посмотри на него, на кобелину! Довольный он, потому что к Милке Блянди пришёл. А она кто, Милка? – примирительно заявила компаньонка строгой старушки.

– Кто? – уточнила Наталья.

– Полюбовница она! Молодая полюбовница! Он ей квартиру здесь втайне от жены предоставляет. А купил он её, кобелина, три года назад, – со смехом ответила компаньонка. – Поэтому этот боров и радостный. Он к полюбовнице пришёл, в этом и весь сказ.

– Живёт в блуде, а ещё с портфелем как у директора. Я и говорю – коррупционер, хоть и бывший. А если на другую работу перешёл, всё равно кобелиные повадки остались. Кобеля как ни корми, всё равно к суке убежит. А у этой девки и фамилия под стать, одно слово – Бляндь! – ответила строгая старушка Наталья и зло стукнула палкой о землю, распугивая толстых воробьёв.

– Бляндь Бляндью, а двух ухажёров имеет. Ездит на такси, пиццу каждый день ест, арбузы и дыни тоже! – ответила вторая, более позитивная старушка.

– Главное, что этот боров гомосоцизмом не болеет. Знаешь, сейчас сколько таких развелось? Парады по всему миру устраивают…

Поднимаясь на лифте, Уткин-Синицын всего этого не слышал и даже не подозревал, что находится на старых, но по-прежнему очень острых языках старушек. Подойдя к двери квартиры, следуя своим начальствующим привычкам, медленно и по-хозяйски он нажал кнопку звонка. Сигнальное устройство тут же всполошилось удивительной переливчатой мелодией, запело, заплясало. Звонок, радуясь родной, твёрдой платёжеспособной руке, просто завизжал от щенячьего восторга.