– Так, пан полковник. – Майор поднял голову. – Но, признаться, пока только уяснил, что поручик Гжельский убит во время лыжной прогулки и не более.

Янушевский откинулся на мягкую спинку и, глядя на дымок, вновь поднявшийся над пепельницей, заговорил:

– Дело в том, что Гжельский отвечал за сохранение тайны на объекте С-22. Это сборочная площадка в шестнадцати километрах от железной дороги. Детали поступают из Варшавы, Львова и Люблина. Руководит работами инженер Брониславский, и факт убийства поручика меня весьма настораживает.

– Но это, так сказать, не мой профиль, – осторожно возразил майор. – Кажется, что-то связанное с пресловутыми «живыми торпедами»?

Последнее время начали ходить слухи о новом оружии под этим интригующим названием. Были даже добровольцы, готовые записаться в «живые торпеды», и сейчас собеседник Янушевского слегка прошелся на этот счет, но полковник не принял иронии.

– Да, связано. – Янушевский наклонился вперед и снизил голос: – И именно здесь мне нужен человек, которому я доверяю безоговорочно.

Майор признательно поклонился, и Янушевский снова откинулся назад.

– Я думаю, знакомить пана майора с обстановкой нет нужды. Скажу только, что считаю необходимым сохранить все детали расследования втайне.

– Но, насколько я понял, о гибели поручика знают все.

– Разумеется. И официальное следствие идет полным ходом.

– Так. Догадываюсь… Значит, в целях сохранения тайны желательно вести два следствия и соответственно иметь два вывода?

– Именно так, – кивнул Янушевский. – Общественность должна быть успокоена, а тайна, по возможности, сохранена.

– Понимаю. Но, боюсь, одному мне…

– Предусмотрено. Вам передается группа офицеров Польской Организации Войсковой.

– Из местных?

– Само собой. Люди проверенные. Так что никаких приезжих.

– Но тогда и мне лучше сохранить инкогнито.

– Именно так, – согласился Янушевский. – Кстати, два года назад здесь, в Варшаве, вы носили имя Казимира Дембицкого и имели связи в журналистских кругах. Как вы на это смотрите?

– Значит, снова пан Казимир… Пожалуй. – Майор задумчиво покачал головой. – А нельзя ли организовать от моего имени две-три статейки, ну, скажем, что-то вроде очерков по родному краю?

– Вполне.

– И еще… Мне кажется, в воеводстве следует намекнуть, что истинная моя цель совсем другая.

– Поясните… – не понял полковник.

– Ну, скажем, анализ общественного мнения и национально-политической ориентации в связи с изменением международной обстановки. Поскольку наша «двуйка»[9] считает, что мы вступили в предвоенный период, это будет убедительно и обеспечит мне полную поддержку в поле деятельности.

– Пан майор верен себе и, как всегда, стремится зарыться поглубже? – полковник дружески улыбнулся и, не выдержав, потянулся за сигарой.

– Что делать? Когда я еще служил у генерала Самойло, один веселый штабс-капитан… – Майор развел руками и шутливо показал на Янушевского. – Называл это системой «луковка», ибо, чем больше шкур на нас напялено, тем труднее нас разоблачить.

Полковник быстро посмотрел на майора, и в глазах у него промелькнули веселые бесики.

– У вас хорошая память… – Улыбка внезапно пропала, и Янушевский перешел на деловой тон. – Дополнительные просьбы есть?

– Да. Я хотел бы детально пересмотреть наш резерв.

– Хотите подыскать для себя еще кого-нибудь? Ну что ж… Не возражаю. – Полковник окончательно отложил сигару и встал. – Желаю успеха… пан Казимир…

Шеф воеводской полиции пан Зарембо был явно не в духе. Он сидел в своем кабинете и бесцельно крутил в руках карманное зеркальце, время от времени ловя в нем отражение белого орла на красном квадрате, украшавшем за его спиной стену. Дело в том, что вчера пану Зарембо конфиденциально сообщили, что из Варшавы выехал некто Казимир Дембицкий с самыми широкими полномочиями. При этом шеф «коменды» нюхом чуял, как эти самые полномочия распространяются на дело Гжельского, отчего зеркальце в его руке вздрагивало.