– Я прибежал сюда, как только смог. Нэнси сказала, что вы пошли на автобус. Как только я закончил свою речь, я помчался сюда. Но автостанция вся перекопана.

– Это временно, – сказала Луиза.

– Я вас сразу узнал. Хотя прошло… ну, много лет прошло. Когда я вас увидел, я разговаривал с одним человеком. Потом я снова посмотрел, и вас уже не было.

– Я вас не узнаю, – сказала Луиза.

– Ну, конечно нет. Разумеется. Откуда вам меня узнать.

На нем были светло-коричневые брюки, бледно-желтая рубашка с короткими рукавами и желто-кремовый аскотский шарф. Для профсоюзного делегата он выглядел франтом. Волосы – седые, но густые, волнистые – поднимались упругими волнами назад и вверх ото лба. Он раскраснелся, сморщил лоб от ораторских упражнений – и наверно, подумала Луиза, от последующих приватных разговоров, которые он вел с тем же жаром и убедительностью. На нем были затемненные очки, но сейчас он их снял, словно для того, чтобы она разглядела его получше. Глаза голубые, с кровавыми прожилками, и в них таится осторожность. Мужчина приятной внешности, все еще стройный, если не считать начальственного животика над ремнем брюк. Луиза, впрочем, не находила привлекательным его целенаправленное обаяние – рассчитанно небрежную спортивную одежду, демонстрацию волнистых волос и убедительной мимики. Внешность Артура нравилась ей больше. Сдержанность, достоинство, темный костюм – кое-кто назвал бы его помпезным, но Луизе Артур казался достойным восхищения и бесхитростным.

– Я все время хотел разбить лед, – сказал ее собеседник. – Я хотел с вами поговорить. Должен был, по крайней мере, зайти и попрощаться. Но мне так внезапно представилась возможность покинуть город.

Луиза понятия не имела, что на это ответить. Он вздохнул:

– Наверно, вы на меня очень сердились. И до сих пор сердитесь?

– Нет, – сказала она и прибегла к банальному вежливому ходу, что было очень смешно: – Как поживает Грейс? А ваша дочь Лилиан?

– Грейс – не очень хорошо. У нее артрит и еще лишний вес, что тоже вредит суставам. У Лилиан все в порядке. Она вышла замуж, но все еще преподает в старших классах. Математику, это необычно для женщины.

Как могла Луиза его поправить? С чего начать? «Нет, ваша жена Грейс снова вышла замуж во время войны – за фермера, вдовца. А до этого она приходила к нам убираться в доме раз в неделю. Миссис Фир стала слишком стара для уборки. А Лилиан сама недоучилась в старших классах, как же она может там преподавать? Она рано вышла замуж, нарожала детей и теперь работает продавщицей в аптеке. У нее твой рост и твои волосы, только она их осветляет. Я часто смотрела на нее и думала, что она, должно быть, похожа на тебя. Пока она росла, я отдавала ей одежду, из которой выросла моя падчерица».

Но вместо всего этого она сказала:

– Значит, та женщина в зеленом платье – это не Лилиан?

– Нэнси? О нет! Нэнси – мой ангел-хранитель. Она следит за тем, куда и когда мне нужно ехать, и захватил ли я с собой текст речи, и что я ем и пью, и принял ли я таблетки. У меня давление высоковато. Ничего серьезного. Но мой образ жизни это усугубляет. Я все время в разъездах. Сегодня вечером я лечу отсюда в Оттаву, завтра днем у меня трудная встреча, а вечером – какой-то дурацкий банкет.

Тут Луиза сочла нужным сказать:

– Вы ведь знаете, что я вышла замуж? За Артура Дауда.

Ей показалось, что он слегка удивился. Но он ответил:

– Да, я слышал об этом. Да.

– Мы тоже много и тяжело работали, – не сдаваясь, сказала Луиза. – Артур умер шесть лет назад. Мы удерживали фабрику на плаву все тридцатые годы, хотя по временам у нас оставалось только трое рабочих. У нас не было денег на ремонт. Помню, как я срезала холстину с козырьков над окнами конторы и отдавала ее Артуру, чтобы он мог залезть по лестнице наверх и починить крышу. Мы пытались производить все, что только можно. Даже дорожки для уличного боулинга, для увеселительных парков. А потом началась война, и наша продукция пошла нарасхват. Сколько ни сделай – все мало. Мы продавали все пианино, какие только успевали произвести, а кроме этого, делали еще корпуса радаров для военно-морского флота. Я все это время работала в фабричной конторе.