Ему нравилось одно выражение. «Слуга народа». Его отец, глядящий сейчас со стены, с подкрашенными розовым младенческими щеками, стеклянистыми голубыми глазками и обиженным ртом старика, никогда не считал себя слугой народа. Он скорее видел себя трибуном и благодетелем публики. Он повелевал и самодурствовал, и ему это сходило с рук. Когда на фабрике было мало работы, он обходил цеха и рявкал то одному рабочему, то другому: «А ну, пошел домой! Пошел! И сиди там, пока ты мне опять не понадобишься». И они уходили. Возились в саду, стреляли кроликов, покупали все нужное в лавках в долг и принимали это как само собой разумеющееся. Они пародировали его рявканье и смеялись над этим «Пошел домой!». Они обожали старика, как никогда не будут обожать Артура, но сегодня уже не стали бы терпеть такое обращение. Во время войны они привыкли к хорошим заработкам и к постоянному спросу на их труд. Они не думали об избытке рабочих рук, который настал, когда вернулись с фронта солдаты. Они не думали о хитроумии, об удачливости, необходимых для выживания бизнеса от сезона к сезону. Им не нравились перемены – им было не по душе, что фабрика переключилась на выпуск пианол, которые Артур считал надеждой будущего. Но Артур делал то, что находил нужным, хотя его методы были совершенно противоположны методам отца. Обдумай все хорошенько, а потом обдумай еще раз. Сливайся с фоном, кроме случаев, когда необходимо иное. Сохраняй достоинство. Старайся всегда быть справедливым.

Они ждали, что он о них позаботится. Этого ждал весь город. Люди были уверены в том, что их обеспечат работой, – так же, как в том, что завтра взойдет солнце. Но налоги на производство поднялись одновременно с введением платы на воду, которая раньше доставалась даром. Поддерживать подъездные дороги в хорошем состоянии теперь тоже должна была фабрика, а раньше этим занимался город. Методистская церковь требовала кругленькую сумму на постройку новой воскресной школы. Городской хоккейной команде нужна была новая форма. В мемориальном парке в память войны воздвигались новые ворота с каменными столбами. И каждый год самый умный мальчик из выпускного класса отправлялся в университет за счет семьи Дауд.

Просите, и дастся вам.

Дома от Артура тоже чего-то ожидали. Беа ныла, требуя, чтобы он отправил ее в частную школу-пансион. Миссис Фир присмотрела какой-то смешивающий аппарат для кухни и новую стиральную машину. В этом году следовало обновить всю белую краску на декоративных деталях дома. На украшениях, которые придавали дому сходство со свадебным тортом. И посреди всего этого Артур не мог не купить себе новенький автомобиль – «крайслер»-седан.

Это было необходимо – он обязан ездить на новой машине. Ему положено ездить на новой машине, Беа положено учиться в дорогом пансионе, миссис Фир положено иметь в кухне новейшие аппараты, а декоративные детали дома должны блистать белизной, как свежевыпавший снег. Иначе семью перестанут уважать, перестанут в нее верить и задумаются, а не пошла ли она под уклон. И все это можно было провернуть – при малой толике удачи все это можно было провернуть.

Многие годы после смерти отца Артур чувствовал себя мошенником, надевшим чужую личину. Не постоянно – время от времени. А теперь это ощущение исчезло. Он сидел здесь и чувствовал, что оно исчезло.

Когда произошел несчастный случай, Артур сидел в конторе и беседовал с торговым агентом, продающим шпон. Артур уловил какое-то изменение в уровне шума, но скорее усиление, чем внезапное затишье. Его это не встревожило, только царапнуло нервы. Поскольку все случилось в лесопильном цеху, в других цехах, в сушильнях и на лесном дворе узнали не сразу, и кое-где работа продолжалась еще несколько минут. Артур в это время склонялся над образцами шпона, разложенными на столе, и, по правде сказать, возможно, что он узнал о происшествии последним. Он о чем-то спросил собеседника, но тот не ответил. Артур поднял взгляд и увидел отвисшую челюсть, испуганное лицо. Вся самоуверенность торгового агента начисто пропала.