Едва головы коснулись постели, ребята провалились в сон.

Сон без сновидений и кошмаров.

Проснулись непривычно поздно. За окнами стояло зыбкое марево, заглушающее краски. Где-то далеко-далеко, в беспросветно сером небе, затянутом мглистой пеленой, маячило бледным полуразмытым пятнышком солнце.

Ноги со вчерашнего гудели, ссадины болели, а в горле всё спеклось от жажды. Дрова в очаге за ночь прогорели, превратившись в чёрные, подёрнутые седым пеплом, головешки. Костёр за окном погас. А вот свечи, непонятно почему, продолжали ярко гореть! Но ведь такого быть не может! Они давно должны были расплыться на столе натёками воска! Но свечи не уменьшились ни на волосок.

Ильзе дунула на огонь, язычки пламени затрепетали, но не погасли.

Андерс не мог не подколоть сестру – Эх ты, фукалка! Пусти-ка меня! – Он набрал полные лёгкие воздуху и аж со свистом выдохнул, но пламя лишь резко колыхнулось и вновь выровнялось, как ни в чём не бывало.

– Ну и ну! Непростые это свечечки!

Гийом подошёл ближе, какое-то время вглядывался в бледные язычки огня, потом протянул к пламени руку, тихо произнёс какие-то незнакомые слова и щёлкнул пальцами.

Пламя вспыхнуло ярче и тотчас погасло.

– Ого! – только и смогли произнести приятели..

При тусклом свете дня комната показалась не то что маленькой, но тесной. Она была плотно заставлена грубо сколоченными шкафами, полками, табуретками. Дальний угол занимала приземистая тумба, на которой громоздился огромный глиняный кувшин. Таких огромных они ещё не видели. А рядом у стены стоял, совершенно не вяжущийся с остальной мебелью, старинный, работы хорошего мастера, стол. Тёмное полированное дерево. Резные, выполненные в виде грифонов ножки. Причём крылья, клювы и когти грифонов не потеряли яркой позолоты, а глаза светились зелёной эмалью. Всё это было покрыто толстым слоем пыли. Полки, шкафы и выдвижные ящики стола – ребята проверили очень тщательно, – были абсолютно пусты – ни тряпочки, ни ниточки, ни клочка бумаги – ничего, что могло бы рассказать о хозяине этого давно покинутого жилья.

Пить хотелось так, что терпеть не было мочи. А, может, зря они испугались озёрной воды?

Может, не так она и гадка? И её вполне можно пить? Тут уж что сильнее – брезгливость или жажда. Ведь это, всё-таки, не помои. Просто, мутная протухшая вода. Самая обыкновенная, только пополам с песком и илом. Что, если её процедить и прокипятить? Ведь жил же здесь человек. Какую он ещё воду мог пить, если другой нет? Может, стоит набрать немного в котелок? Ну не умирать же от жажды на самом деле!

Но для того, чтобы набрать воды, надо было решиться подойти к озеру. Хорошо, допустим, они себя пересилили – когда стоит вопрос жизни и смерти, на что только не решишься. Допустим, им удалось пройти топким и склизким берегом. Чем зачерпнуть воду – не проблема – вон сколько на полках кувщинов и горшков. На любой вкус – и большие и маленькие. Есть даже огроменный чуть не под потолок кувшинище.

Интересно – для чего он нужен? Ничего себе громадина! Этакую бандуру небось и с места не сдвинешь. Тут Гийом вспомнил, что именно из этого угла исходило вечером слабое и зыбкое свечение. Что могло там светиться? И опять таки, для чего такая зверюга? Из памяти всплыло книжное слово "пифон". Кажется, в чём-то подобном в древние времена хранили запасы вина и воды. А вдруг здесь тоже хранилась вода? Хозяин привозил чистую откуда-нибудь издалека, и заливал в этот кувшин.

А если так, то вполне возможно, что со старых времён там осталось что-нибудь. Пусть даже капелька, на самом донышке. Когда ни о чём, кроме воды, думать не в силах, вода мерещится всюду.