Жаклин опустилась на жесткую скамейку рядом с гробом и, не отрываясь, смотрела на это спокойное лицо. Оно окаменело за это время, и все-таки ей казалось, что он спит, очнется, поднимется и рассмеется, уверяя всех, что все это только шутка. Его слова, жесты, забавные шутки и розыгрыши, – все возникало в ее памяти, и она никак не могла очнуться и забыться.

«Как ты мог оставить меня одну и даже не подумать обо мне, – в последний раз спрашивала она у него, надеясь, что его душа находится где-то рядом.

Это было так странно и так на него не похоже, что же такое там могло произойти, если он так поступил? Жаклин была уверенна, что со временем узнает правду, хотя какое это имело значение, если его все равно нельзя было вернуть.

Тоска и одиночество казались непереносимыми, особенно в те скорбные минуты.

– Если тебе нужно было забрать кого-то, – обратилась она к Всевышнему, – почему ты забрал его, а не меня. Ведь ему так нравилось жить, он наслаждался жизнью. Он должен был, как и дед дожить до глубокой старости и умереть в окружении своих детей и внуков, и это было бы справедливо, но о какой справедливости можно говорить вообще, если с нами случается такое. Справедливость – красивая сказка, которая никогда не сбудется. Меня никто никогда не полюбит, и я никого не буду любить. Замок станет для меня монастырем, – про себя решила она. И суровый бог должен был услышать это ее решение.

Наконец, Жаклин поднялась и, никому не говоря больше ни слова, отправилась к себе. Здесь оставаться было невыносимо. Пусть они остаются, им – то это горькое событие хоть какое-то разнообразие в серой обыденности, сколько времени они еще будут обсуждать, все, что произошло.

№№№№№№

Старик вошел в ее комнату, не спросив разрешения. Он знал, что она не позволит ему войти, даже голоса не подаст, потому и не стал спрашивать. Несколько мгновений он стоял молча, молчала и Жаклин. Наконец, он не выдержал, и произнес твердо:

– Я убедился в том, что все неизбежно, и как бы нам не хотелось изменить, ничего нельзя исправить. Если бы ты знала, как я был зол на весь мир все эти годы. Но это ничем мне не помогло, да и не могло никак помочь, – признался он, – нам остается только надеяться на то, что души ушедших остаются на небесах среди звезд, которые зажглись при их рождении. Оттуда они внимательно следят за нами. Может быть, там и им и нам со временем будет лучше, чем здесь.

Жаклин по-прежнему молчала. Она почти не слышала того, что он говорил, и не понимала сказанного. Тогда, видя все это, он развернулся и ушел, понимая всю бессмысленность своего появления здесь перед ней.

И после его исчезновения она даже не пошевелилась. Нет, она не испытывала к нему прежней неприязни. Ей было немного жаль его, хотелось верить, что он не ошибся, говоря про звезды, но если это правда, то они никогда не встретятся. Каждый из них останется на своей звезде. Это расстроило ее еще сильнее. Старик всегда причинял ей боль и страдания. Она решила, что потом поговорит с ним и об этом, и о многом другом, но это случится не сегодня. Невыносимая боль по-прежнему душила ее.

Может быть, человек вообще обречен на одиночество, хватается за любовь, как за последнее спасение, но она только приносит ему одни страдания. У него ничего не получается и не может получиться. Девушка смотрела на мир трезво и просто. Романы никогда не были ее любимым чтивом. Она не хотела напрасно тратить время на них. Пусть их читают романтичные барышни и старухи, которые верят каждой этой сказочной истории.

Если и было что-то странное в тот скорбный вечер, то это белый листок, залетевший в комнату, через распахнутое окно.