– Они перепутали. Иероглиф другой!

– Как другой? – не поняла Лиля.

– Так!

– Поль, не паникуй, иероглифы все одинаковые.

– Для тебя, может, и одинаковые, а иероглиф, о котором писала я – особенный. Вы что, не знаете, каждый иероглиф несёт в себе определённый смысл. Он имеет явное и скрытое значение. Даже количество чёрточек, из которых состоят иероглифы строго органично, а порядок их написания фиксирован.

– Закорючка, она и в Африке закорючка, – сказал Влад.

– Я сейчас из тебя закорючку сделаю. Закорючка… Ты неуч! Мой иероглиф означал «Сердце». Идущий от сердца, или от всего сердца. Сердце, понимаете вы?!

– Поль, ну перепутали немного, чего паниковать?

– Как можно было перепутать простейший иероглиф? Да его даже первоклашка написал бы правильно. Справа маленькая чёрточка, она как бы символизирует правую часть груди, слева большая загогулина – левая часть груди, а сверху две чёрточки. Это сердечные удары: тук-тук, тук-тук.

– Тук-тук, – повторил Влад. – Кто там? Никого нет дома.

– Закрой рот! Это у тебя никого нет дома. – Полька схватилась за голову и застонала.

– Полин, не передёргивай, – я обнял Ермолаеву за плечи и попытался улыбнуться. – Меня, например больше интересует, почему эта фиговина расположена на стене, а не на полу.

– Не фиговина, а таинственный знак.

– Знак, знак, – быстро закивал я.

Вскоре в зале появился пухлый мужчина представившийся Алексеем Ивановичем. Выяснилось, что именно он соорудил декорацию с таинственным знаком. Полька начала обвинять Алексея Ивановича во всех смертных грехах.

– Хе-хе, – добродушно улыбался тот. – Я свою работу сделал, мне за неё не стыдно. А что с иероглифом не угадал, так это не ко мне претензии. Мне сказали, сделай круг из зеркальных лампочек и иероглиф внутри из красных светодиодов. А какой иероглиф, не уточняли.

– А вы можете его переделать?

– Не-е, – отмахнулся Алексей Иванович. – И не просите, и не уговаривайте. Я сегодня уезжаю, у меня отпуск, так что… Не-не… Ко мне никаких претензий, – повторил он. – Без обид.

Когда Полька засопела, Алексей Иванович принялся её уверять, что иероглифы похожи друг на друга, как братья близнецы, и не стоит ей убиваться из-за какой-то глупости.

Полинка в свою очередь стала разъяснять коротышке, что в сочетании с лишними чёрточками иероглиф полностью меняет смысл.

– У меня иероглиф означал «Сердце», и состоял он из четырёх символов. Четырёх! А вы какую-то решётку с крестом соорудили. Как теперь его трактовать?

– Переделывать не буду, тут возни часа на два, опять с проводкой возись, то да сё. Отвяжись, зануда.

Влад рассмеялся, Полинка сузила глаза и пнула ногой ни в чём неповинное сидение.

– Кругом одни враги, – прошептала она.

Меня продолжало волновать, почему знак на стене, а не на полу; спросив об этом у Алексея Ивановича, мы услышали:

– Знак вроде как на стене, а на самом-то деле он на полу. Ну-ка, – обратился он к Кирюхе. – Свет в зале выключи. А ты, – Алексей Иванович положил мне руку на плечо, – на сцену пока поднимись.

Какое-то время – секунд двадцать – в зале царил полумрак, я стоял на краю сцены, прислушивался к тишине; ребята перешёптывались внизу.

– Готовы? – крикнул Алексей Иванович.

– Всегда готовы! – ответил Влад.

– Тогда смотрите.

В следующее мгновение разом загорелись зеркальные лампочки, послышался слабый свист и в центре круга вспыхнул ярко-красный иероглиф.

– Круто! – сказала Кирюха.

– Иероглиф другой! – зло проговорила Полинка.

Стоя на сцене, я, наконец, догадался, в чём заключалась фишка. Светящийся таинственный знак зеркально отражался на полу (круг охватывал практически всю сцену целиком), а красный иероглиф мерцал и переливался, создавая иллюзию выпуклой формы.