А после я разговаривала с мамой, которая от меня узнала о смерти брата и, так же как и я не верила в случившееся.

– Боже, Мелиса я не могу поверить, что Жака больше нет. – На том конце провода мама громко всхлипнула в трубку. – Ему же было только сорок лет.

– Я знаю мам. Это просто ужасно. – Я лежала на кровати, повернувшись на бок, и глядела в окно.

– Значит такова его судьба. Как жаль, что мы не сможем приехать на похороны. – Мама тяжело вздохнула. – Мелиса продавай магазин и перебирайся к нам с Полем и Лулу в Торонто. Мы будем только рады, если ты будешь жить с нами. Здесь полно французов и франкоговорящих людей.

– Мама, ни за что! – Я тут же резко села на постели. – Я из Парижа никуда не перееду. Мой дом здесь. Тем более мой магазин – это единственное, что у меня осталось от дяди.

– Какая же ты упрямая Мелиса. – Мама возмущенно фыркнула в трубку. Наверное, она хотела сказать, что я вся в дядю, но мама промолчала. – Ладно, мне уже пора. Скоро Поль вернется с работы, а мне еще нужно приготовить ужин и выгулять Лулу. Держи меня в курсе дела, дорогая.

Лулу – это мамин американский кокер-спаниель кремово-белого окраса, которого Поль подарил маме на их пятую годовщину, пять лет назад.

– Конечно мама. Хорошего вечера.

После разговора с мамой мне не стало легче. Я легла обратно на подушку. В Париже был уже очень поздний вечер, тогда как в Торонто время только приближалось к семнадцати часам.

Как я заснула, совершенно не помню. Но проснулась так же резко, как и заснула. Возможно потому, что мне приснился или показался мой дядя. Словно он сидел на моей постели и говорил мне, что мне пора просыпаться. А я ворочалась из стороны в сторону и никак не хотела открывать глаза. И тогда дядя скинул с меня одеяло и схватил меня за ногу. А рука у него была до того ледяная, что с ней не сравнятся даже ледники Арктики. От его прикосновения по телу побежали мурашки, и я хотела высвободить ногу, но не смогла пошевелиться, а дядя держал меня мертвой хваткой. И в тот момент, когда я уже больше не могла терпеть этот могильный холод, я попыталась закричать, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип.

«Мелроуз успокойся! Я не причиню тебе вреда. Только услышь меня. Все, что ты узнаешь обо мне, это не правда. Поэтому больше никому не доверяй. Ты будешь в праве меня возненавидеть, но знай, что я любил тебя как свою родную дочь и никогда бы не поступил с тобой плохо».

После этих слов я почувствовала, как дядя отпустил мою ногу и сковывающий меня могильный холод отступил. А я, вздохнув с облегчением, резко открыла глаза и увидела, что в комнате я одна и уже наступило утро.

Я осторожно села на постели и увидела, что моя левая нога, за которую меня во сне держал дядя, была раскрыта. Наверно, ворочаясь во сне, я сама скинула с себя одеяло и поэтому замерзла. А мозг из-за случившегося нарисовал мне такую картину. Не мог же мне явиться призрак?!

Как-то странно, словно завибрировал кристалл у меня на шее. Взяв его в руку и, внимательно на него посмотрев, мне даже показалось, что камень стал темнее. Будто бы сама тьма сгустилась в нем. Испугавшись, я выпустила камень из руки и тряхнула головой. Вибрация тут же прекратилась так же быстро, как и началась, а камень приобрел свой прежний оттенок.

Я потерла лицо руками и, озадачено покачав головой, поднялась с постели и направилась в душ. А после, переодевшись в черное платье и черные балетки, я перекинула свою сумку через плечо и направилась в свой магазин. Не забыв по дороге купить в любимом кафе кофе.

Сегодня мне предстоял нелегкий день, и я должна одна как-то со всем справиться.