Маша залюбовалась красавицей, пока шла к ней на приглашающий жест присесть рядом. Как вдруг противный внутренний голос завопил: «Не верь ей, она – настояшая дрянь, дря-а-ань… Высокомерная, заносчивая и хвастливая! И дар её купили, насильно впихнули! А посмотри, как разоделась! В гости она заехала, как же! Дря-а-ань, дря-а-ань!» От воплей в голове Маша остановилась и схватилась за голову: это «радио» как-то можно выключить вообще? Оно уже не просто пугало – приводило в отчаяние.

– Что с тобой, Мари? – искренне испугалась Люсиль, вскакивая и протягивая руку в белой ажурной перчатке.

– Спасибо, всё хорошо, голова немного болит, – Маша виновато улыбнулась на устремившихся к ней отца и Армана, наверное, решивших, что она собралась падать в обморок: – Скорее всего, я проспала слишком долго.

Люсиль усадила подругу рядом с собой, не подозревая об истинной причине отчаянного взгляда и дергающейся щеки: «радио» в голове Мариэль тарахтело возбудившимся попугаем и так преуспело в наборе гадостей, что даже Антуан на фоне этого голоса показался милым и вежливым собеседником.

– Фух, не пугай нас! Мы и так все переволновались за тебя. Мы узнали, что с тобой всё в порядке, и пришли сказать, что мои родители приглашают тебя и Антуана завтра к нам домой на обед…

«Кры-ы-ыс-сы! Придумали предлог, чтобы узнать все секреты!» – ругнулось «радио», и Маша поморщилась в очередной раз, потёрла лоб. Если бы подзатыльник самой себе помог бы выбить этот голос, она с удовольствием сделала бы это даже в присутствии собравшихся в зале. Но исход возможного эксперимента был не точен, посему приходилось терпеть. Терпеть и морщиться. А ведь пока шла сюда, так хорошо себя чувствовала…

Когда слуги принесли бутылку с пуаре, Арман протянул Маше хрустальный кубок с янтарной жидкостью:

– Выпей, может, станет легче.

Она глотнула терпкого напитка, и «радио» действительно заткнулось. Глотнула ещё, чувствуя тёплую волну, текущую по горлу в желудок. А потом закружилась голова, и Маша догадалась, что опьянела. Мама на совершеннолетие позволила ей попробовать немного шампанского, кстати, по вкусу напоминающего пуаре, разве только этот напиток был без пузырьков и гораздо вкуснее.

Люсиль что-то говорила, смотря на Машу, но звуки размывались и словно не доходили.

– …Мари! Ты очень странная после Ирминсуля! – с удивлением констатировала Люсиль, снова коснувшись безвольной руки подруги, и звуковая преграда рухнула, как дамба на водохранилище, позволяя остальным звукам ворваться в уши.

Антуан смеялся над шуточками отца, юноше добродушно вторил сам автор. Илария улыбалась, пряча в глазах боль и сдерживая кашель короткими глотками пуаре. Арман тоже вежливо улыбался, хотя глаза его оставались серьёзными: он не сводил с девушек внимательного взгляда.

«Ишь как братец выпендривается перед Люсиль! – напомнил о себе Голос. Захотелось резко встать и уйти, чтобы поплакать от бессилия. – Ладно, ладно! Помолчу недолго. Но ты всё равно не доверяй этой дряни!»

С этой минуты на удивление стало легче, больше мысленный Суфлёр не лез с комментариями, и Маша не только расслабилась, но и стала получать удовольствие от беседы. Присутствующие, так показалось, избегали самого интересного вопроса о даре Мариэль, щадя её чувства из-за болезненного состояния девушки, но когда она разулыбалась на очередную шутку отца, напряжение спало.

– Ну да ладно, Анчи, с тобой всё понятно! – Люсиль мило улыбнулась молодому человеку, и тот радостно покраснел. – Рада за тебя и вас, сир и сирра де Венетт, не сомневалась, что Владычица вознаградила всех вас за терпение. Но ты, Мари, так таинственно молчишь… Мы все в нетерпении. Чем удивишь нас?