– Что случилось? – она обвела взглядом изможденное, заросшее бородой с проседью лицо мужа и, не получив ответа, уставилась на его друзей.

– Да ничего страшного, хозяйка! – заученной фразой обмолвился Ромиро. – Ну, не повезло твоему муженьку, упал с коня и повредился. Но дядя Федор его подлечил, а ты его вылечишь окончательно.

– Ты мне зубы не заговаривай, цыган! – воскликнула Туяа. – Уж не с той старой, облезлой клячи он упал, на которой приехал сюда?

– Нее! Это лошадка дяди Федора – она смирная. А тот конь был строптивый, чужак, невесть откуда появившийся в нашем селе.

– Да врешь ты все, Ромиро. Не найти такого коня, который бы сбросил моего Бронтоя. Его дед Аржан уже с пяти лет обучил верховой езде. Это все дело рук «красноперых», меня не обманешь.

– Ладно, Туяа, об этом потом поговорим, – оборвал ее Бронтой. – Радуйся, что вернулся живой благодаря моим друзьям. Лучше собирай стол, жена, отметим мое возвращение.

Туяа быстро накрыла круглый стол белой праздничной скатертью и уставила его разной снедью. Поставила большую бутыль араки, настоянной на душистых травах, и разлила в пиалы пенящийся, немного хмельной кумыс. Затем она принялась за свое коронное блюдо – бараний плов с мелко нарезанными кусочками душистого корня какого-то алтайского растения.

Ялат сидел рядом с отцом, не сводя с него восхищенных глаз. За время отсутствия отца он переживал за него, но старался не подавать виду и всячески успокаивать мать. Теперь они снова все вместе, и ему хотелось думать, что навсегда. Он вслушивался в разговоры отца и его друзей, ему нравилось их веселье. К общему удовольствию Ромиро порадовал своим пением и исполнил любимые «Очи черные», «Дорогой длинною…» и чисто цыганские зажигательные песни, от которых хотелось пуститься в пляс.

Когда солнце скрылось за горой и стало совсем темно, Туяа зажгла латунную лампу; разгоряченные вином и теплой домашней обстановкой друзья еще долго сидели за столом, пока веки, как намагниченные, не стали непроизвольно смыкаться. Туяа уложила на кровать мужа, постелила гостям и, когда все улеглись, вышла из юрты. Она уселась на маленькую скамеечку и, погрузившись в свои думы, смотрела в ночное звездное небо, наблюдая за падающими звездами и загадывая желание.

Наутро Ромиро и Ак-Билек после чаепития засобирались в обратный путь. Друзья тепло попрощались, не ведая, надолго ли расстаются или навсегда. И снова Туяа вышла с полной чашей кумыса и выплеснула его под ноги путников и их рыжего коня.

После отъезда друзей Туяа взялась за лечение мужа, массируя ему спину, натирая ушибы целебными мазями собственного приготовления и потчуя его настойкой из красного алтайского корня – эликсира жизни. Оберегая его покой, она не пускала в свой дом никого – хотя желающих его навестить было много.

Ее врачевание и уход возымели благоприятное действие на Бронтоя. Он значительно окреп, стал самостоятельно двигаться, опираясь на деревянную палку. Да и внешне изменился к лучшему: сбрил бороду с сединой, сделал короткую прическу и снова стал выглядеть молодцевато. Только голубые глаза посерели, как алтайское небо после бури, и в них застыла непреодолимая печаль.

Как-то утром к юрте Бронтоя подъехал Алтангэрэл. Конь под вождем племени был вороной, резвый, с надрезанным ухом в знак посвящения духам согласно шаманским правилам. Он остановил своего скакуна у коновязи, а сам вошел в юрту. Все семейство было в сборе. Туяа быстро накрыла стол и подала крепко заваренный зеленый чай с молоком. Алтангэрэл не спеша пил чай, и разговор по-степному обычаю шел вначале о погоде, о скоте и прочих вещах. После чаепития Алтангэрэл изложил цель своего визита.