– Это же рука, человеческая, а там прядь волос – тихо, почти шепотом произнес он, указывая на тряпки.

– Да, длинные, седые. У бабки Михайловой тоже были длинные очень. Думаю, это то, что от нее осталось. Однако смотри, рука не оторвана, а как будто отрезана. Ровно так.

Потапыч вздрогнул от этих слов.

– Надо чтобы Коля не видел. Он впечатлительный – почти умоляюще сказал старик.

– Да, пожалуй, ты прав. Ладно, тут все ясно, хозяин дома видимо тоже не спасся.

Семин с Потапычем вышли из дома и здесь к ним подошел Николай.

– Погибли старики. Вероятно, стая волков – мрачно произнёс охотник.

– А как это волки не побоялись в деревню зайти? – спросил Николай, который догадался, что в доме что-то нашли, но знать подробностей он не хотел.

– Думаю, они почувствовали, что здесь нет ни собак, ни охотников, и пришли. А у Михайловых курятник небольшой к дому пристроен, вот они сначала там похозяйничали, а потом и за хозяев принялись.

– А тот несчастный, что на дерево залез, на него тоже волки напали?

– Что касается Саньки, то думаю, он встретился с ними на въезде в деревню. Понял, что телегу развернуть не успеет и спасаясь, полез на дерево. А пока волки его лошадь поедали, ему слезть было невозможно. Вот от страха и помер.

Все трое вернулись к саням. Покойника накрыли снятым с брошенной телеги куском холстины, и траурная процессия отправилась в село. Саньку не повезли в Котловку, поскольку никого из его родных там не было, а похоронили на местном кладбище в присутствии старосты и сельского священника.

После этого случая жизнь в селе вернулась в свое русло. Николай познакомился с Андреем Долиным и его женой Марфой, о которых ему рассказал Семин. Андрей Петрович, крепкий, невысокий мужчина, с аккуратно подстриженной бородой и усами, и умным взглядом карих глаз, произвел на Колю очень благоприятное впечатление. Лет ему можно было дать около пятидесяти, и он действительно оказался интересным собеседником, живо интересующимся совершенно разными темами от истории до медицины и от итогов войны с Японией до революционных настроений столичного студенчества. Его супруга, Марфа Петровна, дородная высокая женщина, с длинной русой косой и густыми бровями тоже впечатлила Николая, но по-своему. В первый его визит, она внимательно посмотрела на студента и улыбнувшись сказала:

– Тебя что, голодом морят, худой как щепка. Ну ничего, это мы поправим. Ты давай теперь обедать к нам заходи.

– Да не удобно как-то, Марфа Петровна. У вас детей вон сколько.

– Знаешь, как говорят, где трое едят, там и четвертому кусок перепадет. Так что не тушуйся, а завтра же приходи.

С этих пор Николай стал часто заходить к гостеприимным соседям. Потапыч был рад этому, так как, откровенно говоря, как повар он был слабоват. В еде старик был не прихотлив, считая, что на готовку много времени тратить не зачем. Вот, что с обеда осталось, то и на ужин пойдет. Спустя дней десять с поездки к староверам, в избу Николая и Потапыча зашел Семин. Скинув с себя полушубок и шапку, он прошел к столу и бухнулся на скамейку. Потапыч в этот момент сидел на печи и курил трубку, а Николай читал, что-то из истории древнего Рима. Немного помолчав, охотник вздохнул и произнес:

– Не спокойно у меня на душе как-то, друзья мои.

– Это почему? – спросил Потапыч, выпустив дым изо рта.

– Да, понимаешь, не сходится кое-что. Михайловых волки задрали, это скорее всего так. Лошадь у Саньки, тоже, вероятно они. А вот чтобы серый, сидел несколько дней и караулил у дерева, вот это странно. Лошадь они за сутки сожрали. Ну и чего им сытым сидеть?

– Так ты сам сказал, что волки, а теперь супротив своих слов говоришь – удивился старик.