Относительно интерпретации этого феномена существуют значительные расхождения. По мнению И.Я. Фроянова, в данном случае речь идет «об особенностях перехода в древних обществах власти от одного правителя к другому, часто приобретаемой посредством убийства властителя соперником, претендующим на его должность. Этот способ практиковался и на Руси IX–X вв. Убив правителя, соперник получал не только власть, но также имущество, жену и детей побежденного». Именно поэтому «князь Владимир, умертвив Ярополка, „залеже“ его жену, „от нея же родися Святополк“. Точно сказать, от кого дитя „родися“ (Владимира или Ярополка), летописец не мог, а быть может, не хотел, поэтому и ограничился двусмысленностью: „бе бо от двою отцю, от Ярополка и от Владимира“. Правомерно предположить, – заключает исследователь, – что вместе с княжеским столом Владимир взял жену и сына убитого Ярополка» [18].

С точки зрения Н.И. Милютенко, «женитьба была вызвана не похотливостью князя, а желанием избежать кровной мести в близкородственном кругу. Женившись на вдове убитого, Владимир предлагал самого себя в возмещение», поэтому «монахиня-гречанка не пыталась мстить князю, зато Святополк расплатился сполна, убив своих двоюродных братьев свв. Бориса и Глеба»[19]. По убеждению некоторых исследователей, летописное свидетельство о рождении Святополка от монахини-расстриги следует воспринимать скорее как знак идеологической отмеченности, чем как исторический факт (С.Я. Сендерович)[20]. Как раз в последнем качестве оно интерпретируется в «Сказании страсти и похвалы Борису и Глебу», которое чаще называют «Анонимным сказанием».

Надо сказать, что взгляд его автора на события 1015–1019 гг. существенно отличался от концепции, представленной в летописании, поскольку он придает определенную тенденцию обстоятельствам рождения Святополка: «Мать его, гречанка, прежде была монахиней. Брат Владимира Ярополк, прельщенный красотой ее лица, расстриг ее, и взял в жены, и зачал от нее окаянного Святополка. Владимир же, в то время еще язычник, убив Ярополка, овладел его беременной женою. Вот она-то и родила этого окаянного Святополка, сына двух отцов-братьев. Поэтому и не любил его Владимир, ибо не от него был он»[21].

Хотя «Анонимное сказание» признает Святополка сыном Владимира, сам факт его рождения представлен как грех язычника. Обратим внимание на еще одну любопытную деталь: в тексте сообщалось, что «от Рогнеды Владимир имел четырех сыновей: Изяслава, и Мстислава, и Ярослава, и Всеволода. От другой жены были Святослав и Мстислав, а от жены-болгарки – Борис и Глеб». Несмотря на то что произведение было посвящено именно прославлению последних, его «преамбула» акцентировала внимание на Святополке.

Если летописная статья 980 г. попала в летопись до церковного прославления Бориса и Глеба, у летописца вряд ли были основания для того, чтобы отрицать родственную связь по нисходящей линии между Владимиром и Святополком. «Анонимное сказание» было составлено уже после церковного прославления князей-мучеников по инициативе Ярославичей, что вызвало необходимость дистанцироваться от компрометирующего родства со Святополком, тем более что оно, как считают исследователи, «должно было способствовать возвеличению не только святых, но и „рода праведных“, особенно Ярослава» (С.А. Бугославский)[22]. В любом случае, и в летописи, и в «Анонимном сказании» эта легенда отвечала задачам Борисоглебской агиографии, позволяя установить символическую связь между «беззаконным» происхождением Святополка и его «окаянными» деяниями. Весьма широк и диапазон интерпретации этой легенды, вплоть до символического отождествления Святополка с Антихристом (И.Н. Данилевский)