Поняв, что у нас уже ничего не выгорит, я предложил Биллу паковать аппаратуру и идти в машину. Сам же решил еще раз обойти маунт-вернонский особняк. Я давно потерял всякую надежду найти Джорджа, но вдруг, проходя мимо стилизованной под старину кузницы, где обычно собирается немало школьников, чтобы поглазеть на старинное ремесло – ковку ножей и топоров, я заметил знакомое лицо. Это был кузнец-волонтер, которого я видел рядом с Джорджем на прошлом шоу-реконструкции. Я ухватился за этот шанс как за соломинку и поспешил в кузницу с расспросами. Я как мог описал внешность Джорджа, и кузнец сразу утвердительно закивал:

– Так вы ищите старика Джо?! Ну, конечно же, я его не видел. И признаюсь, мне бы хотелось теперь не видеть его как можно дольше.

Я застыл в нерешительности. Мой собеседник, довольный произведенным эффектом, пояснил:

– Ведь он умер.

– Как умер? – переспросил я с таким видом, как будто впервые узнал, что люди имеют свойство иногда умирать, в том числе и неожиданно.

На моем лице было написано столько изумления, что мужчина поспешил меня утешить.

– Умер, как все умирают. Знаете, он вообще был чудаковатый. Мы даже не знали, где он живет. Нам сообщили о его смерти только вчера из его страховой компании.

– Умер, но отчего?

– Скоропостижно. Грипп. Не выдержало сердце, такое бывает у стариков.

Мужчина с любопытством посмотрел на меня.

– Скажите, а вы случайно не тот самый журналист из России, о котором он нам рассказывал?

Я кивнул. Мужчина похлопал меня по плечу как старого приятеля.

– Он очень тепло о вас отзывался… И знаете, Джо оставил письмо, которое адресовано наверняка вам. Как замечательно, что вы объявились. Письмо у меня в машине. Пойдемте на стоянку, я передам его вам.

Он передал мне письмо. Грубый серый конверт из плотной, немного шершавой бумаги. Без обратного адреса и без марок. Но с моей фамилией и неразборчивой подписью отправителя. Я недоверчиво покрутил конверт в руках, даже не зная, что теперь с ним делать. Затем, поблагодарив «кузнеца-почтальона», положил письмо в карман.

Настроение у меня было подавленное, я пошел к нашему служебному минивэну. Там, уже сложив аппаратуру, меня ждал Билл. Я старался не смотреть ему в глаза. Мне было жалко загубленного телесюжета и неловко перед оператором. Но главное, меня не покидало чувство, что меня снова разыграли – теперь уже с этой нелепой смертью. Я не знал, что теперь делать. Объехать все морги, все госпитали Северной Вирджинии, Мэриленда и Вашингтона? Но это было глупо! И потом, кого искать? И зачем? Покойники, как известно, не очень разговорчивы даже перед телекамерами.

Билл подвез меня домой. Когда прощались, он несильно стукнул меня кулаком в плечо:

– Не горюй, дружище. Я отснял кучу эффектных лайвов, огнедышащих пушек, падающих всадников и рукопашку. Ватерлоо не обещаю, но вытянешь вполне пристойный сюжет.

Я выдавил из себя благодарную улыбку. Несмотря на поддержку Билла, я чувствовал себя совершенно разбитым.

Дома было пусто и холодно. Я разжег камин. Дрова были сырые и не хотели разгораться. Не знаю почему, может я просто простыл на ветру, но меня знобило. Я налил себе рюмку коньяка. Выпил залпом. Сел у огня, укрывшись пледом. Мне было не по себе.

Чего я боялся, скажете вы? В общем-то ничего. Просто меня пугало это письмо. Я даже пожалел, что не прочитал его там, в Маунт-Верноне, на людях. Наконец, выпив для храбрости еще рюмочку, я решил вскрыть конверт, пока не стало темнеть. Мне было страшно быстро надвигающегося зимнего вечера. Мне казалось, что вместе с темнотой за окном, мой дом наполнится кошмарами.