Я просто кивнула в ответ.

– Проклятие это, что мыльный пузырь – коли лопнет, то всё вокруг забрызгает. Только сами понимаете, тут не просто мыльная вода. Если погубить тебя кто захочет, то сам погибнет, а проклятие уничтожит всё на сотни вёрст в округе. Не останется поблизости ничего. Ни живого, ни мёртвого. И это всё опять говорит в пользу твоего брата, который решил схоронить тебя у Дражека. Умный хлопец, не отдал тебя на растерзание толпе деревенских невежд.

Ягиня опять замолчала.

– Какие-то ещё неприятные неожиданности у этого проклятия есть? – спросил заклинатель.

– С нелюбовью Маньи к женщинам, не удивлюсь. Вообще удивительно, что созревание Жели прошло без яркого проявления со стороны проклятия.

Драгош окинул меня взглядом:

– Может, оно не наступило?

Тётушка молча треснула его по затылку. Некоторое время они прожигали друг друга взглядом.

– Мне вообще кажется, что проклятие изначально как-то не так на Желю легло. Ведь ей самой оно почти и не вредит, только окружающим. Или у Маньи цель была именно в том, чтобы проклятая несла всем неудачи и жила при этом как можно дольше. Кто этих безумных ведьм разберёт, что у них в голове? В общем, что узнала, я тебе, Дражек, сказала. Твоя очередь думать. Как проклятие снимать будешь?

– Манью бы найти, да опасно это больно. Можно парой её родичей, конечно, обойтись. Да вот где искать их?

– Тут может я и помогу тебе. Знавала я в молодости одного хлопца, который как-то по пьяной лавочке душу мне свою изливал, мол, была у него сестрица-красавица, которая в ведьмы подалась, да с тех пор от семьи отвернулась. Марикой звали сестрицу, смекаешь?

– И где ж уверенность в том, что эта та самая Марика?

– Сердце мне моё подсказывает, такая уверенность тебе подходит?

Заклинатель лишь покачал головой.

– Жив-то хоть ещё хлопец этот?

– Чего не знаю, того не знаю. Отправитесь, куда укажу, там повыспрашиваете про Мирека Одноглазого. Может, дети у него остались аль внуки. Кого-нибудь да найдёте. А вот меня, пожалуй, поминать там не стоит.

– Одноглазый? – догадался господин Драгош.

– А неча руки было распускать, мабуть и двуглазым бы остался! – буркнула тётушка.

Заклинатель хмыкнул.

– И как же я тут всё оставлю? Кто лесных от деревенских будет сдерживать? Кто деревенских от лесных убережёт? Им же дай разгуляться, они поубивают друг дружку!

– А вот ты Желеньку с её проклятием подале увезёшь, и поуспокоятся и те и другие. Почему-то мне думается, тут действие проклятия не последнюю роль играет. Последние два дня поспокойнее же было?

– Да…

– А теперь глянь, что на Желе надето.

Драгош опять внимательно на меня посмотрел. Ну да, платье я хоть и забрала, но переодеться так и не успела.

– Рубаха моя заговорённая, да ещё и шиворот-навыворот.

Я дёрнулась и внимательно посмотрела на себя. И вправду швы наружу. Видать, когда после бани одевалась, так неважно себя чувствовала, что не заметила, как неправильно надела.

– Ха, интересное действие получилось. Вместо того чтобы отражать отрицательное воздействие извне, вывернутая наизнанку рубаха не давала проклятию вырваться наружу. И при этом действовало только на девку.

Если честно, то я ничегошеньки не поняла из того, что бормотал себе под нос заклинатель, но судя по тому, как одобрительно кивала тётушка Ягиня, то ей всё было ясно.

– Да-да, – подтвердила Ягиня, – Отсюда её бледность, усталость и повышенная худоба.

– В какую сторону путь-то держать? – наконец, перестав бубнить себе под нос непонятные вещи, спросил заклинатель.

– В родные земли, Дражек.

Они ещё о чём-то переговаривались между собой, а я сидела и ничегошеньки не понимала. Мы куда-то отправляемся? Или это они куда-то отправляются? С меня решили снять проклятие? Вот так вот просто? Ещё утром я была почти что пленницей, которую и в нужник-то не пускали, а теперь с меня хотят снять какое-то жуткое проклятие? Да мне же и расплатиться за это нечем! Я же сирота и бесприданница! Но такое ощущение, что это никого не волновало.