– А эти, значит, для людей? – кивнул Крячко на ножи.

– Я не прокурор и не адвокат, – криво усмехнулся Пляжник. – Вы спросили, я рассказываю. Эти точно из Саратова, из 33-й. У них там «слесарка» хорошая. Со станками, со сваркой. И металл всегда есть в отходах. И полируют хорошо, потому что есть чем и как. Только делали их разные люди.

– Разные? – удивился Крячко. – А мне показалось, что одна рука.

– Вот этот ножичек, – Веня с уважением взял со стола двумя пальцами один из ножей, – делал Химик. Я его руку хорошо знаю. И дело тут не в полировке. Он металл подбирал хороший, долго обрабатывал инструментальную сталь. Но не всякую. Есть такая, которая колется от твердого препятствия, как стекло. И острые они у Химика были как бритва. В натуре бриться можно было! А вот эти символы, которые он выжигал на рукоятке, тоже чисто его. Видите, здесь перо птицы? А вот здесь вроде буквы «Х», как ее в древние времена писали, в библиях разных. Она больше на крест похожа, многие и думают, что крест, а это «Х», Химик значит. Он выжигал символы и на деревянных ручках, и на наборных из пластмассы и залакировывал.

– А кто же делал вот этот? – Крячко взял второй нож и стал его рассматривать, особенно символы. – Точно, здесь буквы «Х» нет.

– Нет, и металл тут простой, – пояснил уголовник. – Из напильника делали или из рессоры автомобильной. После того как Химик умер, два-три человека пытались делать ножи как у него. Там же, в Саратове. Но это уже не то, цениться перестали, не заказывали им больше. А что сделали, так для себя, для дружков, кому раздаривали.

– Когда Химик умер? – спросил Крячко, понимая, что придется поднимать картотеку и связываться с колонией.

– Да уж больше года, наверное. Его по УДО освободили, здоровьишко уже не то. А он как на волю вышел, так почти сразу и помер. Так что ножичек этот Химик сделал года два назад, а другой, который у вас, год назад, не позже. Потом перестали там делать их.

Гуров посмотрел на часы. Стрелки показывали половину третьего ночи. Поднявшись на ноги, он потянулся, пересек кухню и остановился возле двери. Тихо, Маша спит и видит третьи сны уже. Включив чайник, Лев Иванович снова уселся за стол и подвинул к себе ноутбук. Итак, со смертью директора лагеря «Росинка» вроде бы все ясно. Не было причин его убивать. Убийство – всегда мера крайняя и адекватная опасности, которую представляет жертва для заказчика или инициатора убийства. Если какие-то финансовые махинации и происходили в лагере с бюджетными средствами, то явно не в тех объемах, которые скрыть можно убийством одной стороны. Нет, глупо. И любовниц у Тихомирова не было. Придется пока отодвинуть в сторону эту смерть. Не убрать совсем в дальний ящик, а пока отодвинуть в сторону. Смерть Максима Смирнова, упавшего в котлован прямо на стальные арматуры, тоже не имеет под собой мотивов убийства, но там и признаков нет никаких, кроме странного совпадения.

И, наконец, третий случай, в котором пересеклись и признаки убийства, и совпадения. Всё, кроме наличия у кого-то мотива. А ведь наблюдал тот тип за Вячеславом Андреевым, наблюдал. А потом вспомнил про улики или напомнили ему умные заказчики. И он вернулся за ними. И второй нож выронил. Похожие ножики. Что Стас привезет по этим ножам, пока неизвестно, значит, и этот факт пока в сторону. Но этот случай у нас точно является убийством. Статистика! Статистика – серьезный аргумент, особенно когда вокруг одного преступления масса совпадений, которые вроде бы и преступлениями не являются, но мозолят и мозолят глаза. Ну вот к статистике и обратимся.