– Ты убивала, я чую, – как будто усмехнулся волк. – Ты убивала многих, но так и не научилась… убивать! Ты глупая, трусливая, бесполезная лисица! И теперь умрешь!
Он стиснул челюсти, с силой мотнул головой, разрывая стеганую ткань вместе с укрепляющими ее внутри металлическими пластинами, кожу и мясо под одеждой. Если бы не куртка, волк попросту оторвал бы девушке руку. Дженна взвыла от боли, свободной рукой пытаясь добраться до глаз врага, ударила коленями ему в живот.
Немыслимо, чтобы зверь-учитель напал на кого-то из наемников! Им строжайше запрещалось убивать друг друга, но, видимо, кое-что из истории кланов новичкам не рассказывали. Однако так просто сдаваться наемница не собиралась.
– Ошибаешься, – прошипела Дженна, сжимая пальцы левой руки на могучей шее хищника. – Ты старая, злобная падаль… Прошло твое время… Это тебе давно пора сдохнуть!
Наемница шумно вздохнула и закрыла глаза, заставив себя на время забыть о боли. «Нужно оборвать нить, что поддерживает жизнь», – вспомнила она слова тролля. Нащупав во тьме питающую зверя артерию жизненной силы, она вонзила в нее ногти и резко дернула. Канал оказался хрупким, он порвался легко, точно сухой прутик. Волк издал сипящий звук, словно захлебнулся, разжал челюсти и бездыханный повалился на землю.
Рыча от гнева и боли, Дженна выбралась из-под туши и бросилась к своим вещам. Пальцы на правой руке шевелились. Это означало, что сухожилия остались целы. Однако кровь стремительно заливала рукав.
Помогая себе зубами, девушка стянула куртку, схватила котомку и вытряхнула ее содержимое на землю. Отыскав мази и бинты, она туго перевязала жгутом плечо, обработала и перебинтовала разодранное предплечье.
– Правая рука! – в сердцах воскликнула она. – Ах ты, старый хрен! Правую руку чуть не перегрыз! – Она вернулась к трупу волка и со всей силы пнула его ногой. – Погань плешивая! Я не умею убивать? Ну спасибо за урок. – Дженна достала нож, упала на колени и левой рукой принялась перерезать волку горло. – Только попробуй вернуться ночью, – сквозь зубы процедила девушка, ожесточенно вонзая острие между шейных позвонков. – Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! – Снова и снова, пока ей не удалось перерубить их. – Блохастый, выживший из ума ублюдок, – прорычала она, отирая с лица брызги крови. – Теперь-то мне ясно, почему выход в тени был закрыт!
Неподалеку зафыркала лошадь, напоминая о себе.
– Ты не понимаешь! – обернувшись к ней, крикнула девушка. – Мы должны быть на одной стороне! Мы же все связаны…
Марта тряхнула гривой и принялась бить копытом. Ей было вполне достаточно и того, что они обе остались живы, а все прочее казалось не столь уж и важным. Хотя кобыла была не прочь поскорее убраться от останков этого жуткого серого зверя. Его запах пугал животное. Он был неправильным.
Ему снился прекрасный сон. Он проносился сквозь лесной сумрак, бежал быстрее ветра и тише ночного зверя. Травы ласкали его лицо, влажные листья щекотали ладони и стопы, нити божественных соков, камня и земли наполняли голову бесчисленными ароматами, манили и опьяняли.
Он мчался так стремительно, словно вновь оказался в детстве. В тех временах, когда его волосы еще не потеряли золотистый оттенок, тело не познало сломанных костей, порванных связок, перерезанных мышц, а в душе жили слепая безграничная любовь и вера.
Тогда он только учился охотиться… Детство. Радостное, беззаботное детство. Давно оно не возникало в его видениях, но сейчас, когда его щека прижималась к мягкой и теплой женской плоти, он снова ощутил себя маленьким мальчиком. Женская грудь всегда напоминала ему о матери.