– Что ты… я нет… закрыли тему. – Хмурясь, откидываюсь в кресле. Хватит уже постоянно говорить мне, что у нас с Лазарро нет будущего. Я это знаю и понимаю, но вот… чертовски паршиво надеяться. Надо просто обрубить эти чувства, а как? Лекарства нет. Так, может быть, этот огонь перегорит? И я не люблю Лазарро. Любовь другая, я видела её между своими родителями. Она лечит, а не калечит. Так что между нами химия. Это то, чем называют обычную похоть, вуалируя её приличным словом.

Выбрав платье к банкету, под надзором охраны и Симона возвращаюсь обратно. Я так думаю, но машина, плутая по улицам, везёт меня явно не домой.

– Что происходит? – напряжённо спрашиваю Симона.

– Приказ Босса показать вам окрестности. Примерно ещё пару часов, – отвечает он.

– Это снова какая-то фраза из вашего мира? Вроде окраски стен? – интересуюсь я.

– Вроде того, мэм. Это значит, что я не должен пускать вас туда, где находится Босс до тех пор, пока он не разрешит.

– Потрясающе, – качаю головой, а потом меня пронзает ужасающая мысль.

– Он же никого там не убивает? – испуганно шепчу.

– Нет, мэм.

– Чёрт, он притащил туда шлюху, с которой будет на банкете, да? – рычу я.

Симон прыскает от смеха. И это впервые, когда он так широко улыбается.

– Со шлюхами у него разговор короткий, мэм. Ваша территория не загажена.

– Я совсем не это имела в виду. Просто это выглядит совсем некрасиво с его стороны, – сразу же обороняюсь.

– Некрасиво, мэм? Я бы сказал, это охренеть, как грязно.

Кривлюсь от слов Симона.

– Когда ты молчал, нравился мне больше.

– Вы мне тоже, мэм.

– На этом и закончим.

– Я буду только рад.

– Ты специально отвечаешь мне, чтобы последним закончить диалог? Я могу препираться вечно, Лазарро научил меня плохому, – шиплю.

– Вы пока не видели плохого, мэм, но кто знает, что вас ждёт впереди.

– Симон, всё!

– Как только вы прекратите говорить, – кивает он.

– Как только ты замолчишь, я прекращу с тобой говорить.

Он сжимает губы, а на моих расползается победная улыбка.

– Видите, я отвлёк вас от криминальных мыслей и планов.

– Симон! – кричу, а потом смеюсь.

– Не думала, что ты такой… нормальный. Ты мне казался козлом. Причём злым козлом.

– Я ещё хуже, мэм. Надо налаживать контакт, как сказал Босс.

– То есть это он приказал тебе со мной говорить?

– Нет, он разрешил мне с вами говорить, мэм.

– Он запрещал тебе?

– Как и каждому из нас. Только в крайних случаях, когда дело касается жизни и смерти.

– Он больной, – киваю на своих словах.

– Он Босс. Никто в здравом уме не сможет им быть.

– Ими рождаются или становятся? – интересуюсь я.

– Становятся, мэм. Мы все рождаемся ангелами, но потом ад выбирает своих жертв.

– Ты считаешь, что мафия – это ад?

– Нет, я говорю про мир. Мафия – это одно из чистилищ, где проверяют, достоин ли человек жить дальше, или его лучше утилизировать, чтобы он не забрал тех, у кого ещё есть шанс выбраться из дерьма.

– То есть из мафии можно уйти? Жить нормальной жизнью? Работать в супермаркете или же где-то ещё? – удивляюсь я.

– Нет, мэм, – усмехается Симон. – Я говорю про смерть. Для нас она рай.

– Не понимаю. Ты же только что сказал, что вы утилизируете людей, значит, этим самым даруете им рай?

– Весь смысл в словах, мэм. Утилизация и смерть разные понятия. Утилизация – это круги ада, мучения и никакого облегчения до последнего вздоха. Смерть, быстрая, резкая, внезапная, как освобождение от грехов.

– Ты веришь в Бога?

– Я верю вот в это, мэм. – Симон достаёт пистолет и показывает его мне.

– Тогда почему ты говоришь о грехах? Это библейская тема, – замечаю я.

– Бог и смерть синонимы, мэм. Для нас, по крайней мере. Его распяли. С ним приходит смерть. То есть освобождение и вознесение. Так что для вас и для нас Бог одно и то же – свобода.