– У нас планировалась встреча в штабе флота в Североморске, – начал Президент. – Но я ее отменил.

– Ближе к делу! – крикнули из зала.

– Я буду говорить громче, – Путин держался хладнокровно, говорил негромко.

– Мы видели в дивизии ваши портреты, – крикнули из зала. – Эти мальчики проголосовали за вас, и они верили вам! Вам не стыдно смотреть нам в глаза?

– Мы подготовим постановление правительства и с каждым членом семьи погибшего экипажа будет проведена работа.

– Немедленно отмените траур! – перебили его из зала.

– Что касается траура, то я такой же несведущий человек в этой области, и моя информация зависит от военных…

По залу гул. Путин ждет, когда шум утихнет и продолжает:

– Что касается траура, то я, как и вы, надеялся и надеюсь до последнего на чудо. Но есть точно установленный факт: люди погибли. Я говорю о людях, которые погибли точно. Такие в лодке, безусловно, есть. По ним этот траур. Но это не значит, что мы должны все бросить.

– Когда прекратятся эти трагедии? – выкрик из зала.

– Что касается того, сколько еще трагедий будет, то скажу. Трагедии в море были всегда, в том числе и тогда, когда нам казалось, что мы живем в очень успешной стране. И тогда трудно было представить, что все произойдет именно так. У нас флот находится в трудном положении. У нас вся страна находится в трудном положении. Мы должны иметь армию в более лучшем техническом оснащении, у нас должен быть другой флот, может быть, меньше подводных лодок, но более технически оснащенных. Это все должно быть!

– А вы знаете, что народ был собран с двух экипажей? Народу не хватает, а вы сокращаете?

Путин резко: – Надо, чтобы был один экипаж, но он должен быть хорошо обученным.

Тогда не будет таких трагедий.

– А вы считаете, что экипаж виноват в этой трагедии? – выкрик из зала.

– Нет, я так не считаю, – ответил Президент. – Но надо разобраться в истинных причинах трагедии. Мне предлагают немедленно расправиться с военным руководством, отдать всех под суд. Но надо сначала разобраться!

– От того, что вы кого-то уволите, наших мужей не вернешь! – выкрик из зала.

– Верно! Я встречался с главным конструктором подводных лодок академиком Игорем Дмитриевичем Спасским, ему за 70, я знаю его много лет. «Игорь Дмитриевич, – спрашиваю я его, вы можете сказать, что это конец? У меня сердце болит, потому что там близкие.» «Чтобы подтвердить это, – говорит он, – мы должны разрезать лодку». «А если там есть какие-нибудь воздушные пузыри? – спрашиваю я. – Тогда человек погибнет?»

– Почему сразу не приняли помощь норвежских спасателей? – это спрашивает Оля Шевчук.

– Спасательные средства начали конструировать в конце 70-х годов, когда строились и лодки. На Северном флоте эти средства были, но они устарели, их пришлось утилизировать. А новые нам сейчас построить не по средствам. Контакт с лодкой был утрачен в 23 часа 12 августа. Мне сообщили 13-го в семь утра, сказали, что у нас нештатная ситуация. Мне доложили, что развернуты спасательные работы, я сразу спросил, нужно ли что-нибудь от меня лично, от страны, от других стран. Ответ был, что у нас есть все средства спасения. Признаемся, что если бы 13-го военные обратились за помощью, то удалось бы спасти.

Возможно, это была случайная правда, а возможно Президент страны не владел информацией в полной мере, но фраза прозвучала именно так. Владимир Путин на этом собрании выглядел искренним человеком, возможно, он и был таким, он тогда только что вступил в должность, и в наследство ему досталась странная разрушенная страна.

Я не знаю, спасли бы ребят, если бы обратились за помощью 13 августа, но то, что их не спасали или спасали вяло и беспомощно, как будто не считали нужным спасать – это было очевидно. И чье это было решение – неважно, Президент страны явно был в курсе обстоятельств спасательных работ или должен был быть в курсе.