Это пальто напомнило лучшие времена. Когда мы встретились однажды на мостике, что перекинут через речку в самом центре гарнизона: речка разделяет две улицы – а здесь и всего-то две улицы и два образа жизни.

«Шикарно выглядишь, Светлана!» – похвалила я ее пальто и шляпку. «Да! – она просияла. – Это я из шинели моего мужа сшила».

Теперь о прежних временах напоминает лишь это черное пальто на красном подкладе. Оно, как тот мостик, соединяет Светлану с ее мужем Муратом.

Утренняя запись в моем блокноте гласит, что прибыло 167 родственников.

Все подавлены. Но нетрезвых почти нет.

И ведь сколько презрения в одной-единственной фразе: «Родственники матросов почти все сидят на пробке» (цитата из «Комсомольской правды»). Как будто родственники матросов – это люди другого сорта. Нетрезвые были, но разделялись они не по сословному признаку. И, кстати, матросов вообще мало на подводных лодках.

Психотерапевты и психологи наизусть знают расположение домов. Вечером – повальная «облава» этого неутомимого отряда. Нам с Владимиром Владимировичем Бычковым достался район за речкой, где находится местная гостиница.

Гостиница почти пуста: половина – в церкви, половина – в бане. Мы встречаем их, распаренных, с полотенцами на голове, они выходят из автобуса с красной надписью «Курск» – и это такая мирная картина, что забываешь про всякие там подлодки.

В номере у Коркиных дома только Андрей, брат Алеши. Мы долго беседуем.

Андрей рисует схему:

– Смотрите, высота лодки. Общая глубина погружения 108 метров. Остаточная глубина – около 90 метров, – он делает паузу, стуча карандашом по бумаге, а мы опускаем глаза, понимая, какой последует вывод.

Он не знает про дифферент, а мы знаем. Даже при угле наклона в 11 градусов (а позднее говорили, что она лежала под углом 40 градусов) – остаточная глубина при длине лодки 154 метра составляет около 60-ти метров. Это я выверила с помощью линейки и транспортира. Без специального снаряжение и декомпрессионных камер в живых остаться трудно. Но возможно. Если только открыть люк. Но вспомним еще о водолазах, которые могут уходить на глубину 60 метров, как сказал адмирал Куроедов. Они могли открыть люк вручную или применить сварку.

– Они не сделали ни одной попытки спастись! Значит, либо они погибли сразу, либо в ближайшее время, – не спрашивает, а утверждает Андрей Коркин.

Братьев Шубиных мы находим в парикмахерской.

– Пока держимся! – отвечают. – Проблем нет. Появятся, когда жена приедет.

В этой шутке так легко узнать Александра Шубина, капитана 2 ранга, заместителя командира по воспитательной работе подлодки «Курск». Все три брата непохожи только внешне. Николай Шубин приехал из Сургута. Крепкий, коренастый, уверенный – старший.

Младший Владимир прибыл, как он говорит, из Ростовской области. Ошеломляюще похож на Сашу Шубина.

– Я один на родине остался! – обезоруживающая улыбка – Шубинская. Родители старшины контрактной службы Владимира Садового уже спали. Их сын – турбинист. 7-й отсек – его рабочее место. Эта магическая цифра «семь» позволяла им надеяться. Людмила Петровна воспитала Владимира, но она не родная мать. У отца, Сергея Владимировича, Владимир – единственный сын. Садовые приехали из поселка Юганец Нижегородской области.

Заброшенный поселок или нет? А они все в России заброшенные.

Выкарабкиваясь из нищеты, идут ребята на подлодки. Конечно, по призванию! Конечно, по зову сердца! Конечно, мечтая о море!

Иногда гибнут! Наверное, это страшно, когда единственный сын становится заложником большой разрухи, называемой нашей страной.

20 августа.

«Зона бедствия» – ясно говорили все комнаты и залы Видяевского дома офицеров. Потом скажут: дурдом. Возможно – в дурдоме не была. Но некоторые родственники действительно напоминали умалишенных. Каждый уголок этого обычно пустынного заведения заполнен людьми.