Мальчик промолчал, а Майкл обернулся к Шэндону:

– Полагаю, мы с Вами обо всем договорились?

Шэндон почувствовал обидный намек в словах этого Николсона, но решил выяснить все до конца:

– А если мы попросим Вас, мистер Николсон, иногда задержаться и переночевать у нас? Как Вы посмотрите на это? Не бесплатно, конечно.

– Странно, я, кажется, не гувернер, – поднял бровь Майкл, однако, покосившись на согбенную фигуру мальчика, согласился на все.

Договорились проводить занятия дважды в неделю – по понедельникам и четвергам. Наконец, Майкл покинул дом, чувствуя спиной злобный взгляд Шэндона, сверливший между лопаток.

Если бы он знал, насколько глубоко он задел гордость негодяя-дворецкого, положив того на лопатки в честном бою. Шэндон поклялся отомстить обидчику, поэтому новоявленному Эдварду Николсону предстояло выдержать груз придирок.

Маленький Марк никак не отнесся к появлению нового учителя – сколько их перебывало, он уже устал их считать и даже не старался запомнить их имена. Они приходили и уходили, а Шэндон оставался и продолжал «воспитывать» мальчика, унижая его ежедневно, ругая за каждую провинность и постоянно запугивая. Марк грустно перелистывал учебник, сидя в своей комнате, скорее похожей на тюремную камеру, чем на детскую – ничего лишнего, только самое необходимое. Вероятно, с появлением нового учителя в жизни Марка ничего не изменится, а потому лучше заняться немецким – с языком у него всегда были нелады.

– Lesen. Las. Gelesen. Gehen. Gang. Gegangen. – он заучивал неправильные глаголы, как молитву: сам Шэндон обещал вечером проверить его знания.

В Лондоне Майкла ожидало неприятное известие: Энди Паркер, которому он несколько дней назад поручил следить за колоритным мачо, избит и находится в общественной больнице. Досадуя на неудачу, Майкл немедленно отправился навестить его.

Паркер лежал в огромной палате, где на соседних койках маялись такие же, как он, бедолаги, получившие травмы, побои, ушибы, и чей тощий кошелек не позволил занять отдельную палату. Припухшее от побоев лицо раненого казалось бледным на фоне серого больничного одеяла, похожего на грубый войлок. Увидев товарища в таком печальном положении, Майкл тяжело вздохнул – ему были известны порядки в подобных учреждениях.

– «Надо договориться, чтобы Паркера перевели в отдельную палату», – подумал Уиллоуби, покосившись на обед, принесенный больному – протертый гороховый суп и серую склизкую кашу.

Он сел на краешек кровати и поздоровался, пожав руку товарища, лежавшую поверх одеяла.

– Как ты нас напугал, дружище. Вся команда переживает за тебя.

– Спасибо, – растроганно прошептал раненый.

– Что говорит доктор?

– Сотрясение мозга, рука сломана… правая. Там такой толстый хряк меня… чем-то тяжелым, я закрывался от ударов, – разволновался Паркер, и его лицо исказила гримаса.

– Осторожно, – остановил его Майкл. – Как это случилось?

Пожилой мужчина, лежавший на койке в углу, стонал от боли; рядом двое громко спорили о чем-то, а индус с перевязанной головой сосредоточенно ел принесенную кашу. Пахло едой, лекарством, немытым телом.

Майкл поморщился:

– Тебя переведут в отдельную палату, Паркер, уж я об этом позабочусь, а то здесь любой твари по паре. Как можно поправиться в таких условиях?

Неожиданно Паркер разрыдался.

– Ты что? – растерялся Уиллоуби.

Он не понимал, почему вдруг разразилась истерика, и как себя вести, когда физически крепкий, хотя и побитый молодой человек вдруг начинает вопить и кликушествовать?

– Оставь меня, Майкл, оставь, – причитал Паркер, хватая Уиллоуби за рукав. – Я же выдал тебя, а ты… мне… Я предатель.