Я привыкал к обстановке, схожей с купеческой лавкой из древних фильмов. Хотя нет… Всё вокруг больше напоминало музейную аптеку. Шкафы шоколадного цвета со стеклянными дверцами, а внутри банки и склянки с крышечками, увенчанными шариками. Рядом со мной на потемневших досках стены белел график-паутинка, подсказывающий соотношение ароматов: кислый, смолистый, свежий, жгучий и ещё какие-то. Сверху мелом значилось: «Чаат-масала. Анализ ароматов».

– Что за Чаат-масала такая? – мне это слово представлялось невысоким раскидистым деревцем с длинными узкими листами, среди которых ярко горели прозрачные красные ягоды с золотистыми семенами.

Оказывается, Майя не знала, что такое «чаат-масала» и где её используют.

Раньше я думал, что в таких магазинчиках повстречаешь разве что скучающих полусонных продавцов. Но тут оказалось на удивление многолюдно. Мужчина в длинном серебристом плаще, из-под которого выступали носки начищенных ботинок с латунными пряжками, рассматривал бутыльки и банки, закрытые маслянистой коричневой бумагой, перетянутой чёрной бечевой, на конце которой висели жёлтые этикетки с фиолетовыми чернильными надписями. За прозрачным голубовато-ледянистым стеклом виднелись сухие травы бледно-зелёного цвета, сморщенные, высохшие плоды, разноцветные порошки, обломки, схожие с лимонными и апельсиновыми корками, бурые палочки непонятного предназначения, диковинные звёздочки, покрытые блёстками.

В розовом платье под смешной зелёной шляпой с белым бантом замерла дама, которая в компании с высоким и тощим старичком, изредка подкручивавшим пальцем тощую бородку, рылись в коробе. В четыре руки они доставали похрустывающие бумажные пакеты с цветастыми наклейками. Рядом топтался светловолосый юноша. Его фирменный фартук с вышитыми палочками корицы намекал, что перед нами один из здешних работников.

– Кофе с запахом хвои, – комментировал он пакеты, вытащенные парой. – Очень свежий аромат. Хотите покрепче? – рекомендации сыпались одна за другой. – Тогда попробуйте вот этот.

Над соседней витриной склонилась конопатая девчонка, о чём-то спрашивая женщину по ту сторону прилавка. Женщину тоже опоясывал фартук с изображением корицы.

На ближайшей тумбочке лежали мешочки соли. Стёртой чуть ли не в пыль и крупной, словно камешки. В открытых горловинах виднелись белые соляные кристаллы. А рядом я углядел даже чёрные. Но удивительнее всего казались кристаллы, переливавшиеся радужными отблесками от неяркого света старинных люстр, висевших под высокими потолками.

– В этой смеси есть хлорид аммония, – услышал я разговор за массивной деревянной колонной, словно составленной из могучих кубов. – Обычный нашатырь. В Швеции его добавляют в лакричные конфеты. А в Индии, в небольших количествах, он входит в рецепты, помогающие уменьшить отёки.

На круглом бейджике светловолосого значилось «Медонос». У женщины за прилавком на таком же кругляше я прочитал «Амальгама». Это фамилии? Ведь не бывает же людей с такими диковинными именами?

Удивляться здесь есть чему. Но, скажите же мне, кто тут может разъяснить, где найти мне потерянного друга?!

И как поскорее его вернуть.

Когда я отходил от витрины, где продолжалась беседа Амальгамы с конопатой покупательницей, подумалось, что надо искать главного. Того, кто сразу поймёт, что мы здесь не просто так. Что бы сказал на эту мысль Шерлок Холмс? Наверное, предложил бы обозначить точку наблюдательного пункта, откуда виден почти весь магазин.

И глаза тут же ухватили ещё одного продавца в тенистой нише, наполовину заставленной припорошенными пылью бочками. Седые волосы со стальным блеском он собрал в длинную косу, перехваченную резинками. Седина не делала его старым. Чистое и свежее лицо без тени бороды, лёгкая россыпь морщин. Правда, уж очень суров. Поверх свободной тёмно-синей рубахи и серых брюк в крупную полоску тот же фартук с вышитой корицей, что и у остальных. Взгляд уверенный, оценивающий.