***

В экстренных случаях пользователи могли переходить на ручной режим управления электромобилем, но эти случаи ВРД определяла сама – большинство не имело никакого понятия об управлении им.

***

– ВРД советует девятнадцатый этаж, – сухо ответил непроницаемый Элз.

– Да я потеряю сознание! Ты этого хочешь, скажи? Чтобы сбежать? К Фор?

Бросив электромобиль на девятнадцатом этаже всеобщей стоянки – только разумно существующим на этой планете доступны удовольствия, – они, пользователи Глобальной компьютерной программы, встали на траволатор, ручьём убегающий в одну ему известную даль.

– Где твоя маска Соответствия, Элз? Вернись, я тебя прошу: не подмешивай в праздник свою рассеянность.

А праздник был. В тысячах улыбающихся лиц, поставляемых стоянкой на траволаторы, в весёлых красках бетона, преобразившегося по случаю в ливрею, в музыке, перебивавшей мысли, от которых нужно отречься. И вот уже швейцары-фотоэлементы раздвигают последнюю преграду-занавес между потреблением и потребителем, улыбкой продавца и улыбкой покупателя, деньгами и чеком.

– Смотри, двадцать пар носков по цене десяти.

– Но…

– Берём!

«Но» не имела смысла в виду полного и окончательно отсутствия гужевого транспорта. Только бесконечное «и»…

– Элз, смотри, брюки. Цена? Берём.

– Но я не ношу брюк.

– Будешь!

– Смотри, кофточка. Смотри, смотри, смотри…

«Смотри» сливались в гул, впадали в музыку, которая силой проникала к железам организмов и обменивала себя на гормоны, каким-то образом возбуждавшие потребление в любом из – из пользователей Глобальной компьютерной программы. Элз не был физиологическим исключением из них – невольно и в нём просыпался животный азарт, и двадцать пар носков уже не казались роскошью, свисающим избытком, в котором пачкается внимание, пытаясь его проглотить. Элз уже хотелось присоединиться к ним, пользователям, с куриной сосредоточенностью копошащимся, осматривающим, примеряющим – встроиться в круговорот, испытывать тот же восторг от удачного сочетания тела и вещи, откусить кусочек удовольствия от двойного пирога самолюбования. И можно было уже без маски, потому что хотелось улыбаться. И каждый новый отсек магазина возбуждал мужское желание следующего, непохожего, нового ещё, и ещё, и ещё. Красное, синее, хлопчатобумажное, со стразами, со стразиками, c V-образной шеей, в клетку, потёртое, плюшевое, с надписями – пёстр и многообразен был этот новый старый мир, тропическим столом он вбирал в себя постящегося северного аскета, державшегося до того елево-березовой диеты и вдруг понизившего широту. Влекомый густотой зелёного тела, пряной неизвестностью, мачете вдруг объявившейся жадности он врубался в самую гущу потребления, и, казалось, густота достигнутого недостаточна, и дальше, в новом отсеке, соте – элементарной ячейке потребления – должно быть ещё гуще.

– Вау, какая встреча! Иф, Элз! Как дела? – ежедневные повторения одних и тех же приветствий разлагают необходимость на рефлекс и долю самоудовлетворения с некоторыми затратами энергии, которые не делал Элз. Это Фор и Энд – ещё одни из, из пользователей Глобальной компьютерной программы.

– Превосходно! Как насчет вас? – Элз не владел языком соприкосновения пользователей – говорила и радовалась Иф. «Я признал его лишним и не обладающим смыслом. Готова ли ты взвалить на себя бремя коммуникаций? – так спрашивал Элз». – «Да, милый, если ты возьмёшь мусор и всё, что с ним связано на себя, – ну а так отвечала Иф». Дальше они поженились.

– Великолепно! Замечательный день!

– Рассказывай, рассказывай, душечка Иф, как тебе удалось вытащить воинствующего затворника на День потребления? – Фор была бледна и отталкивала свет. – Скажи, что ты сделаешь взамен? А? – мерцала раковина глаза, приоткрывая двойное дно вопроса.