Отец-актер рассказывал о великом предке очень выразительно, причем всякий раз, импровизируя, менял какие-нибудь детали, чтобы дочери интереснее было слушать. Неизменными оставались лишь сто талеров и тот факт, что в Россию юный Наполеон шел пешком, зарабатывая на пропитание чем придется, чтобы не тратить денег зря. Всякая немецкая легенда об уважаемом предке непременно содержит штрих, характеризующий его бережливость.

– Неужели пешком?! – ахала Танечка.

– Пешком, пешком, – кивал отец. – С котомкой за плечами и деньгами, зашитыми в пояс…

Иногда деньги хранились в кошеле за пазухой, иногда были спрятаны среди вещей. Разбойники не раз пытались ограбить Наполеона, но он всякий раз от них отбивался, потому что был богатырь и храбрец. О дорожных приключениях слушать было интереснее всего, потому что в России уже начиналось скучное – работал, женился, купил одну фабрику, затем другую и так потихоньку разбогател.

– А когда мы разбогатеем, папа? – наивно интересовалась Танечка.

Разбогатеть очень хотелось, чтобы ездить в красивых каретах, одеваться как принцесса, три раза в день – на завтрак, в обед и вечером есть сладкое. Танечка любила все сладкое, но больше всего – шоколадную пастилу по восемьдесят копеек за фунт. Мама покупала полфунта и растягивала больше чем на неделю, а у принцесс, как представлялось Танечке, в спальне стояли в ряд сундуки со сладостями – черпай горстью да ешь сколько влезет.

– Я не ищу богатства, дочь моя! – восклицал отец, становясь в возвышенную позу. – Я служу Мельпомене, а Мельпомена, да будет тебе известно, награждает славой, а не златом!

Славы Танечке тоже хотелось. Чтобы все вокруг узнавали, улыбались, аплодировали. Чтобы портреты в газетах печатали. Она уже была готова согласиться с отцом насчет того, что слава лучше богатства, но вмешивалась мать.

– Что мне с той славы?! – трагическим шепотом вопрошала она, потому что не любила громких перебранок, которые были хорошо слышны соседям. – В горшок славу не положишь и шубы из нее не сошьешь!

Мать была женщиной глубоко практичной, настолько глубоко, что все, что нельзя было положить в горшок или на счет в банке, считала пустяками. Служение Мельпомене она воспринимала как разновидность гешефта, сделки. Актеры развлекают бездельников, бездельники им за это платят. По мере взросления Таня все больше и больше удивлялась тому, что могло свести вместе столь разных людей, как ее мать с отцом? Приписывала это волшебной силе любви и млела – вот оно как! Правду узнала случайно, по обрывкам фраз в ходе одной ожесточенной перепалки между родителями. Отец обвинил мать в том, что она сбежала с ним только потому, что ей невмоготу было сидеть в родительском доме под присмотром деспотичной матери. Мать, которая никогда не лезла за словом в карман, тут же ответила, что отец женился на ней только для того, чтобы получить бесплатную прислугу. Надоело бегать по кухмистерским и ходить с непришитыми пуговицами, захотелось домашних обедов и домашнего уюта. По длинной паузе, которая возникла после этих слов, Таня догадалась, что родители ударили друг дружку по больным местам, а, стало быть, все сказанное правда. Сильно расстроилась, ночью плакала в подушку, утром получила за это взбучку от матери, потому что отсыревшую подушку пришлось выносить сушить во двор. А как не плакать, если вдруг обнаруживается, что между самыми близкими ей людьми нет любви, а всего лишь голый расчет? Неужели любовь бывает только в пьесах? Или просто родителям не повезло?

Повестей и романов Таня почти не читала – неинтересно. Пьесы можно разыгрывать в уме. Прочла – и словно на спектакле побывала. А можно и в лицах разыграть, перед зеркалом. Таня последовательно разыгрывала все роли и чувствовала в себе не только призвание, но и великий талант. А как же иначе? Ведь ей так легко даются все роли – и женские, и мужские, вне зависимости от возраста.