– И что делать с этим?

Повинуясь внезапному порыву, я сунул машинку во внутренний карман. Жуткая находка тяжело оттянула ветхую ткань, зависнув прямо напротив сердца. Бейбут тревожно начал ломать руки, канюча, как ребёнок:

– Что ты делаешь, Милад?! За это казнят! Выброси!

Дрожа от возбуждения, я пробормотал:

– Нет… Оставлю. Это же целый артефакт!

Бейбут не унимался:

– Ты даже на чёрном рынке это не продашь! А если узнают, что и я в курсе…

По посеревшему от страха лицу друга было ясно, насколько красочно он представил свою казнь. Я вздохнул. Следует успокоиться. Тронув его за плечо, я спросил:

– Сигареты есть?

Тот помялся, а потом осторожно вытащил маленький футляр из небольшого выреза на своей спецовке у плеча. Дрожащими пальцами он открыл коробочку, где аккуратно лежали две засаленные сигареты – настоящее сокровище, которое Бейбут выменял у мастера цеха на горсть чистых салфеток. Курили у нас только по праздникам. Я знал, что Бейбут берёг сигареты для особого случая, а сегодня был как раз такой день. Друг принялся искать зажигалку всё ещё трясущимися руками, хлопая ими по карманам. Потом разочарованно вздохнул:

– Чёрт, зажигалка…

Тут я вспомнил, что у меня в штанине была спрятана старая бензиновая зажигалка отца. Спустя секунду я уже торжественно зажёг пламя, принявшееся танцевать на ветру. Фонари мы погасили, а поэтому обстановка была пронизана таинственностью – под стать моей находке.

Мы закурили, и оба тут же надрывно закашляли. Даже привыкшие к пыли и дыму лёгкие с трудом выдерживали отвратительную заводскую махорку. Кашляя, мы жадно делали затяжку за затяжкой, окутывая себя сизым дымом. Никотин начал действовать, вышибая из головы все мысли. Накатило лёгкое расслабление, голова закружилась так, что я вынужден был присесть. Бейбут последовал моему примеру, опустившись на проржавевший металлический табурет, встретивший тело моего друга скрипящим стоном. Так мы молча курили, пока сигареты не начали жечь пальцы. Говорят, в Оазисе полным-полно сигарет с фильтрами, но для Жёлтой Зоны такое было не положено.

Шатаясь, друг поднялся, затушил огрызок сигареты об стол, сунул окурок в карман и подошёл к двери, ведущей из помещения. Она была запечатана. Содрогнувшись, я осознал, что вниз придётся тоже лезть по адской стене. Бейбут попытался выломать дверь, но тщетно – ржавый металл не поддался ни на миллиметр. Друг пошёл к окну, но напротив меня остановился, с надеждой взглянув на моё лицо:

– Точно не выбросишь?

Я покачал головой:

– Точно! Это же эпохальное событие!

Мой товарищ разочарованно вздохнул, ответив:

– Если что, я был не в курсе.

Я согласился с ним – нечего было подставлять друга!

* * *

Спускались мы долго. Замерзающие пальцы тяжело отлипали от каждой скобы, нервно впиваясь в следующую, а глаза старались не смотреть на Красную Зону внизу, когда искали опору для ноги. Один раз скоба с визгом вылетела из-под моей ноги, едва не забрав меня вслед за собой. Я закричал, но мой вопль потерялся в гуле сильного ночного ветра, и услышала его разве что Великая Пустыня.

Наконец, адский спуск завершился. Дрожа от холода и страха, я втолкнул своё одеревеневшее тело в оконный проём вслед за товарищем, который уже зажёг налобный фонарь и был готов рвать когти из Башни. Мы быстро скатились по лестнице вниз, проверили площадку перед входом в Башню на наличие автоматонов-стражей, спустились по выбоинам в стене на твёрдую землю и ушли восвояси, оставляя страшный монолит прошлого позади.

Иногда то, чего мы боимся,

менее опасно, чем то, чего мы желаем.

Джон Чэртон Коллинз