– Не смешно.

Я чихнула, потом еще раз. Веревка отодвинулась.

«Не люблю воду», – заявила она, намекая на разлетающиеся от меня – и ведь ладонью прикрылась – слюни. Я стиснула зубы, зверея от наглости всяких там нитяных.

«Ладно, – милостиво согласилась ее пыльное величество, – спрашивай. Языком потом займемся, раз уж тебя угораздило оказаться неместной. – И посетовала: – Гнилой мир, дурные люди».

Я сама была не в восторге от этой гнилости – вспомнился Чиполлино, – но мой мир тоже не подарок, а для свободы выбора места жительства нужно очень много денег, а также информация, знание законов, ну и желательно какая-нибудь поддержка.

Что было у меня сейчас? Поддержка? Моральная разве что. Нет, свобода выбора есть всегда, и между продолжением борьбы и смертью со сложенными на груди лапками я выберу борьбу.

– Расскажи об этом мире.

Веревка изогнулась, приняв вид Роденовского мыслителя.

«Гнилье», – оповестили меня.

«Дрянное», – добавили подробностей, и я поняла, что пора переходить к конкретным вопросам, ибо веревка местный мир ненавидела люто. Ну еще бы… Столько времени на полу в пыли проваляться, тут у кого хочешь характер испортится.

– Что это за город?

«О! – оживилась любительница пыльных полов. – Когда-то он был обычным, не очень грязным, хм, где-то даже богатым. Дом видишь?»

Я кивнула.

«То-то же», – гордо проговорила веревка, точно служанка, расхваливающая господский дом: а у нас еще половички вязаные на полу есть.

«И были у города божественные покровители: Айсхат Огненный, его жена, Лирана Милосердная, и их дети, Ночь и День».

Веревка встряхнулась, я уже на автомате отшатнулась, задерживая дыхание.

«И по божественной воле открывались пути в другие миры».

Я вскинула брови: что, простите?

«Порталы после ритуалов открывались, – раздраженно пояснила веревка, – знаешь, торговля там, обмен, делегации и прочая ерунда двуногих».

Кивнула. Ну да. Ерунда, на которой держится благополучие многих граждан и основа власти. Казну-то надо пополнять, а пошлины – один из источников дохода.

«Но эти глупцы решили прекратить богам служить да порталы лишь по их воле открывать. Сами захотели. Ну и начали строить, хм, собственный портал».

Нормальное такое стремление к самостоятельности. Ведь ритуал – это не просто слова. Это еще и делать что-то надо. Свечку там зажечь, поклоны отбить, помолиться душой, что тоже труд. А здесь? Боги могли и жертву требовать. Человеческую. Так что местных я никоим образом не осуждаю, но, похоже, у бедолаг ничего не вышло. Революции против богов заканчиваются плохо: тут не со своими воевать.

«Боги осерчали, и швах этот, что успели возвести в центре города, уничтожили».

С центром они, конечно, погорячились. Надо было где-то в сторонке, подальше, строить, чтобы минимизировать риски.

«Рвануло та-а-ак… – Веревка закачалась, в шипящем голосе зазвучало наслаждение, меня аж передернуло. – Что треснула оболочка мира».

Ох, апокалипсис местного масштаба.

«И поменялись куски местами. Четыре туда ушло, четыре сюда пришло. Был Айсвал, стал просто Город, потому как не смогли договориться, и каждый называет его по-своему».

Н-да, наказали так наказали. Причем сразу и своих и пришлых.

– Погоди, а местных вообще не осталось?

«Осталось. Вначале много было, а потом пришлые объединились и уничтожили бо́льшую часть. Ты же трущобница, должна про серую зону знать».

Что значит трущобница?

– Бывшая, – процедила.

У меня и дом есть, и семья.

Однако следы прежнего города я видела лишь здесь, а в трущобах такое чувство, что в чистом поле строили. Озвучила свои сомнения.

«Так жилище уничтожают вместе с обитателями. Слышала: мой дом – моя сила? Хотя откуда тебе знать». – И передо мной покачались с откровенной жалостью.