Вся постель на ее стороне пропитана потом.

Вот из-за чего ты проснулась.

Кожа горячая и липкая. Волосы мокрые, спутаны так будто, кто-то специально крутил и вертел их полночи. Лицо бледное, исхудавшее.

Тасмин отбросила простыню и перевернула девочку на живот. Быстрыми движениями она расстегнула корсет ее платья и задрала вверх сорочку. Пятна крови уже высохли и теперь в тусклом свете казались черными разводами грязи. Широкий розовый рубец от зажившей раны тянулся по всему левому боку. Он дошел почти до бедра и совсем чуть-чуть свернул к животу.

Тасмин провела по шраму кончиками пальцев. Девочка вздрогнула и застонала.

Боли здесь нет. Только воспоминания. Их так просто не излечить.

Тасмин погладила незнакомку по голове и вдруг вспомнила о стрелах, которые вытащила еще в Затонувшем лесу. Она стянула с девочки сорочку и швырнула ее вместе с корсетом на пол. Это уже не отстирать. Только выбросить, а лучше сжечь. Зачем хранить воспоминания о смерти. Ничего хорошего в таких вещах нет. Они приковывают к себе человека и висят тяжким грузом. Куда ни пойди всюду боль.

– Нужно жить… – шепчет незнакомка в бреду.

Тасмин замирает.

Она впервые слышит ее голос. Низкий, совсем не похожий на детский. В нем присутствуют властные нотки. Так звучала Девора. Нет. Это все из-за внешнего сходства. Если бы не белый цвет волос, то их можно было бы назвать сестрами. Мать Тасмин и эту девчонку. Подбородок и скулы, линия рта, брови и голубые глаза, только нос у Деворы другой.

Свет в комнате мигает.

Неясные тени пробегают по стенам.

Порыв ветра швыряет песок в окно, и он сыплется будто шепот.

Гул океана становится ближе, чтобы тут же уйти вместе с волной.

Все стихает. Все становится прежним.

Тасмин осмотрела раны от стрел, но оказалось, что они затянулись еще в Затонувшем лесу. Она перевернула девочку на спину и взглянула с другой стороны.

Какая маленькая грудь. Разве такие бывают? Это просто соски. И ничего. Слишком розовые. Такие у всех девушек со светлыми волосами?

Мысль привела Тасмин в смущение. Кровь прильнула к щекам. На секунду стало тяжело и невыносимо дышать. И еще что-то билось под пальцами. Словно птица в клетке, в мечте о свободе.

Тасмин глянула вниз. Ее ладонь лежала на груди незнакомки.

Пальцы жгло. Сила шла сквозь время и пространство. Жизнь перетекала из одного тела в другое. Их судьбы сплетаются. Память и сознание. Чувства и разум.

Вся рука будто в огне.

Если ее не убрать немедленно, жар пойдет дальше и Тасмин вся обратится в пепел. Но она не спешит. Все слишком тяжелое. Пальцы, кисть и локоть. Весь этот мир. Планета. Галактика. Вселенная.

Какое-то время ничего не происходит. Только шум волн.

Тасмин поднимает глаза и встречается с океаном.

Незнакомка смотрит на нее из-под копны упавших на лоб волос. Белые и красные от крови локоны, сквозь которые призрачным светом горят голубые осколки.

– Пить, – шепчет девочка.

Шелест волны. Скрип песка.

Тасмин отдергивает руку и вскакивает с кровати. Она выбегает из комнаты прочь.

Дверь грохает так, что весь дом трясется в испуге. Стены крутанулись на месте, пол заскрипел. Сердце Тасмин едва-едва удержалось в груди.

На кухне вода из-под крана слишком горька. Вкус ржавчины и хлора. Пить эту дрянь можно только в самом безвыходном положении. Но Тасмин выкручивает напор на всю мощь. Она подставляет голову под струю холодной воды и чувствует облегчение.

Вода затекает в уши и шум океана остается где-то там за пределами слуха. В темноте ночи лишь его образ мелькает у Тасмин перед глазами. Два голубых осколка.

Она выключает воду и выкручивает волосы. Кухонное полотенце лежит в ящике под раковиной. Оно слишком маленькое, чтобы вытереть голову на сухо, но этого и не нужно. Прохлада приятна. Она дарит покой. Тасмин вновь может мыслить рационально.