Но неужели все таки мой приворот сработал. Тогда почему так криво. И неужели это из-за него Ромке стало так плохо. Я схватилась за книгу. Там ничего не было про такие последствия, вряд ли все привороженные в кому впадают. Да не может этого быть. Вон мама рассказывала, что тетка у нее на работе таким образом гулящего муженька вернула. Съездила к бабке-шептухе и все, стал ее козел и бабник – ягненочком послушным. Говорит, супругу чуть ли не каждый день в койку тянет, а с другими ни-ни. Где же я то прокололась? А главное: что делать? Романа надо спасать.

В больницу, к Ромке я не ездила. Во-первых, потому что в палату реанимации все равно никого не пускали, а во-вторых, потому что боялась наткнуться на Ромкиных родственников, а паче того на Катьку. Мне хватило и одного раза, когда я приехала, чтобы узнать у врача, не нужно ли чего. И надо же такому случиться, там как раз была Катька. И ведь где-то час я проторчала у отделения, выжидала, когда она придет, чтоб уж точно разминуться. Прождав приличное время, я подумала, что сегодня ее не будет и смело потопала к врачу. Оказалась, что эта мадам уже с утра там сидит. Врач нас еле растащил. Катька, пробурчав что-то о «бессовестных шлюхах, которые на чужое зарятся», больно толкнула меня локтем и выскочила на улицу. Я неторопливо огляделась. У палаты реанимации маялись родственники пациентов. Одни стояли, прислонившись к стене и разговаривали, другие тихонько плакали, отводя лица и торопливо вытирая глаза, словно стеснясь своих слез. И у всех, буквально у всех тоска и боль во взгляде. Я обратила внимание на одну женщину, она стояла отдельно ото всех, и читала книгу. Еще не старая, но с обильной сединой в волосах и с гордой осанкой, она производила впечатление человека, которого жизнь отпинала по всем болевым точкам, но который еще не скис. Это уже потом я узнала, что у женщины в руках был молитвенник, а тогда мне показалось почти кощунственным такое отношение к ситуации. Интересно, подумала я – кто у неё там, в реанимации? Дочь? Сын? Муж? И как она может читать в такой момент.

Наконец вышла медсестра. Люди с надеждой бросились к ней, отпихивая друг друга и переругиваясь. Всем хотелось в первую очередь узнать новости о близких. Кто-то отходил немного успокоенный. Наверное это те, у чьих родственников не было ухудшений. Кто-то начинал несмело улыбаться, а кто-то, уже не стесняясь, рыдал в голос. Я подошла последней. Мое дело было особенным. За небольшую мзду медсестра согласилась передавать мне новости о Роме по телефону. Его состояние оставалось неизменным. Последние обследования показали, что патологий у него нет, как нет внезапно возникших образований, осложнений и прочего. Ему предстояло еще сканирование мозга, чтобы исключить наличие опухолей, но я и так знала, он здоров.

На крыльце я закурила и увидела ту женщину с книгой, она пристроилась на лавке и тоже дымила сигаретой. Я не увидела на ее лице ни слез, ни улыбки, значит и у ее родственника состояние было прежним. Женщина тоже меня заметила и похлопала по скамейке рядом с собой. Я села. Несколько минут мы молча курили, сплоченные одним горем. Наконец я спросила:

– У вас кто там? – мотнула головой в сторону реанимации.

– Сын.

– А что с ним?

– Он у меня гонщик.

– По профессии?

– Нет. По жизни.

– …

– Любил скорость, адреналин, женщин и новые впечатления. Будто стремился за одну жизнь прожить две или три. Торопился узнать на вкус острые ощущения. Я все время боялась за него. Он то лез в горы, то уходил в пещеры со спалеологами, то сплавлялся на байдарках. Теперь вот это… -женщина затянулась.