– Я больше не верю в чудеса, – грустно, но решительно заявила Ирика. – Если бы чудеса работали, мама с папой были бы сейчас с нами.

Кутыптэ насупился. А Ирика провела пальцем по морозному узору на стекле и обернулась к брату:

– Знаешь что? – засуетилась она и хитро посмотрела на Кутыптэ.

Ох уж этот её взгляд!

– Ну? – в ожидании подвоха спросил он.

Она полезла в карман, пошарила там и выложила на деревянный подоконник два белых камушка странной формы. Кутыптэ недоумённо на них уставился.

– Это… чего такое?

Ирика смерила его взглядом.

– Зубы мои, не видно, что ли?

Кутыптэ в жизни своей не встречал выпавших человеческих зубов. И вид их, если честно, его совсем не впечатлил.

– И что ты с ними будешь делать? – без интереса спросил он.

– Один оставлю себе. А один ты возьми, – сказала Ирика и протянула брату зуб.

Кутыптэ отпрянул и с сомнением посмотрел на подарок.

– Зачем он мне?

– Как зачем! – воскликнула сестра. – Ты как маленький, честное слово! Это как будто бы амулет волшебный. Так мы всегда сможем найти друг друга. Один у тебя, другой у меня.

Кутыптэ зажал рот ладонью и прогудел:

– Свой зуб я тебе не дам!

Ирика звонко расхохоталась. Улыбнулся и Кутыптэ. Он повертел зуб в пальцах.

– Ты же не веришь в чудеса, – поддел он сестру.

Она фыркнула:

– Чудеса и волшебство – разные вещи.

– Много ты понимаешь, – хихикнул Кутыптэ и отложил зуб на подоконник.

– Чудеса – это то, что происходит само по себе, – поразмыслив, сказала Ирика. – А волшебство – это то, что можно сделать своими руками…

Но внезапно притихла и пробормотала:

– Или наоборот…

– По мне, так никакой разницы, – безразлично отозвался брат.

Ирика задрала нос и обиженно отвернулась к окну. К тому времени стекло заиндевело, и она снова подышала на изморозь, но протирать не стала.

Кутыптэ молчал, задумчиво рассматривая невзрачный на вид зуб Ирики. Затем тронул её за плечо.

– Мне надо сказать тебе кое-что, – начал он, но тут и чарка с отваром закипела, и ссора эта дурацкая произошла. А из-за чего ссора-то? Глупость же. Но ссора состоялась, и вот уже Кутыптэ выскочил за порог, где в снегу таяли следы Ирики.

– Где ты?

Пропала. Ушла, убежала. Или, может, прячется где-то да ждёт случая, чтобы выскочить с хохотом из укромного местечка, где любила прятаться, и закричать: «Не нашёл, не нашёл»! Но нет, ниоткуда она не выскакивала. Да и следы на снегу говорили, что ушла она со двора. Сначала к деревенским воротам, а потом к мостику через замёрзший ручей. А дальше к страшному ночному лесу. И надо идти её искать. Кричать во всё горло. Звать до сипоты, пока голос не сорвёшь. Но ни за что не возвращаться обратно одному.

А потом было бегство от филина, гадкий ком грязи, разбитый фонарь, встреча с Хокой и костёр под елью. И долгий глубокий сон на перине еловой хвои под треск угольков. И снилось Кутыптэ, что стоит он во дворе, а с покрытого хмурой завесой неба сыплются, сыплются и сыплются чёрные перья. Как дурной знак. Как предвестники беды.

И голос жуткий слышен:

– Это всё ты. Это всё из-за тебя.

15.

Корзинка с пирожками

«Ну и снега у вас намело!»

Зимой солнечному деньку радуешься особо. Это летом – ну солнце и солнце. Подумаешь, что такого. А зимой – нет, зимой всё по-другому. И хочется вдохнуть морозное утро всей грудью, да горло боишься застудить.

Маруна торопливо шла по скрипучему снегу с корзинкой в руке. Деревушка просыпалась. Из печных труб тянулись к лазурному небу шерстяные ниточки дыма. Кузница звенела перебранкой молота и наковальни. В хлеву фыркали лошади, а чуть поодаль кряхтели в загонах куры да перепела. От ночной бури на небе не осталось ни облачка. Солнце светило ярко и почти по-весеннему.