Все начали разъезжаться. Товарищи по стремени возвращались с улака несолоно хлебавши.

Я начал их корить:

– Как будем смотреть людям в лицо? И это двадцать наездников! Весь выигрыш – один козел. И того выпросили.

Спутники мои ехали с поникшими головами, в ответ только пожимали плечами.

– А что, если мы поступим так. Сделаем в пути привал, а в кишлак въедем, когда стемнеет.

Когда до кишлака остался один холм, все спешились с коней. Прилегли отдохнуть. А когда стемнело, сели на коней. Я ехал впереди – на случай, если кого-нибудь встретим. Как-никак, у меня козел. Для отвода глаз…

Вышло так, как я и говорил. Только проехали каменистую местность, как неожиданно навстречу показался чей-то черный силуэт. Мы свернули с дороги. Тень подала голос:

– Эй, вы там не видели случайно корову-пеструшку?

– Не видели.

– Зиядулла-наездник? Ты ли это? Со скачек возвращаетесь?

– Со скачек.

– И что, не с пустыми руками?

– А то как же!

– Что-то не похоже.

Я дернул козла за шерсть. Козел протяжно заблеял.

– Голос слышали?

– Да, хорошо, хорошо. Говорят же: с пустыми руками лучше не возвращаться. Вы ведь людей представляете.

– И такие живые голоса есть у каждого из нас. Не хурджуны, набитые халатами!

Отправились на свадьбу в Байсун. Из-за грязи, хлюпавшей под ногами, хвосты у лошадей завязали узлом…

В Байсуне, братья мои, живет народ склочный! Никому ничего не дадут. Сами ничего не умеют. А если кто-то в чем-то преуспел, на дух его не переносят. Успехов наших не признают, норовят их принизить.

Видя чью-то растерянность, злорадно усмехаются. Вот, дескать, бедолага. Что поделаешь: если что впитал с материнским молоком, живешь с этим до самой смерти.

Вот и на сегодняшних состязаниях вышло так, как мы и думали. Из Шурчи приехал наездник Файзулла. Шайтан, а не наездник! Конь под ним тонкобрюхий! Скачет, словно водяной змей! Дважды подряд вырывал улак из рук соперников. В следующий раз улак достался мне.

Улаком завладевали то шурчинцы, то мы, то вахшиварцы. Наездникам из Байсуна он не давался.

Когда Файзулла в третий раз поднял улак, байсунцев словно прорвало. Один схватил коня Файзуллы за уздечку, а другой прямо-таки вынудил наездника выпустить тушу. Но Файзулла снова схватил ее и ускакал. Его тонкобрюхий бежал, как борзая! Наездники из Байсуна остались далеко позади. И только один громадный жеребец его нагнал. Но наездник не смог дотянуться до улака. Тогда жеребец ударил грудью тонкобрюхого коня Файзулы и помчался дальше. В отместку!

Тонкобрюхий Файзуллы полетел кувырком, а сам Файзулла перелетел через его голову и упал на землю. Тонкобрюхий поднялся, пять-шесть раз вздохнул. Поглядел на своего наездника. Тот, хотя и сильно упал, вскочил и подбежал к тонкобрюхому.

Бог мой! Если наездник свалится с глинобитного дувала, он что-нибудь себе да ушибет. Упадет с ослика – какое-то время лежит, не двигаясь. Но слетев с мчащегося стрелой коня, он вскакивает как ни в чем не бывало!

Братья мои, упадешь с осла – он подставит копыто, упадешь с лошади – подставит гриву!

Наездник Файзулла подошел к своему тонкобрюхому. Вытер грязь, прилипшую к шерсти коня. Снял съехавшее на брюхо седло и оседлал заново. Отряхнул одежду. Потом пустил коня вскачь, въехал в круг и яростно вцепился в улак. В это время конь кого-то из местных топтал тушу, и Файзулла не смог вытянуть ее из-под копыт. Вылез из кучи-малы и с досадой бросил:

– Вот когда научишься, тогда и садись на коня, сукин сын! Чем так бороться, лучше бы тебе подохнуть! Приедешь к нам на улак, тогда поглядим. Тьфу на тебя!

Плевок Файзуллы попал на круп громадного жеребца. Его хозяин обиделся. А с ним и его товарищи по стремени.