Но от одной новости наше весеннее настроение вдруг сменилось на зимнее. Краски поблекли.

– Наших коней планируют сдавать на мясо.

Так объявило колхозное радио.

Бригадир обходил дворы и, указывая пальцем наверх, говорил:

– Мы тут ни при чем – распоряжение сверху.

Человек, о котором рассказывал бригадир, приехал. Я увидел его у конторы. С ним были два милиционера.

Они ходили из дома в дом и забирали лошадей.

Народ не хотел отдавать, но ведь начальство!

Хотели было драться, так ведь рядом милиционеры!

Провожали коней до самых ворот.

Горе поселялось внутри.

Как судьбой предначертано, пусть так и будет, сказал я себе.

У мясника Хафиза я купил два килограмма баранины. Завязав покупку за пояс, пришел домой. Разделал мясо: мякоть – в одну сторону, кости – в другую. Хитрый Хафиз наложил много костей, пришлось повозиться.

В эту минуту Тарлан фыркнул. Я, оторвавшись от мяса, посмотрел в его сторону. Тарлан беспокоился, стучал копытами. Зажал голову между передних ног, потянулся к животу. Ударил по животу хвостом. Присев на задние ноги, качнулся и снова фыркнул. Мне показалось, он что-то лягнул. Я было подумал, что Тарлан играет. Но нет, он не играл. Он увидел муху или овода. Я подошел к нему, осмотрел голову – ни мухи, ни овода не нашел. Удивился. Тарлан опять встрепенулся, дернул уздечку. Я еще раз внимательно его осмотрел. И на этот раз увидел: лошадиная муха!

Муха эта с неба не падает, в земле не растет и со стороны не прилетает. Откуда же она взялась? Где лошадь, там и муха. На каждую лошадь находится своя муха. И какое же место она выбирает? Под хвостом!

Крепко схватив коня под уздцы, я другой рукой стянул с себя шапку-ушанку. Незаменимая вещь!

Как только муха выползла из-под конского хвоста, я прихлопнул ее шапкой. Потом вернулся к разделке мяса.

А Тарлан сделал круг вокруг колышка, к которому был привязан. Играет. Рад, что освободился от мухи, – будет теперь играть. Хвост распустил.

А я замер: одной рукой держу мясо, другой – нож. А сам наглядеться на Тарлана не могу. Бог мой! Сдать на мясо? Такого породистого? Разве мало для этого других животных? Как разделывают мясо? Вот так же, как я сейчас? Скоро и Тарлан станет таким же? Мякоть – в одну сторону, кости – в другую? Ой-ой…

Затем отделят голову. А ноги бросят собакам. Собаки их обглодают. Останутся только кости.

Внутренности и хвост закопают. Они сгниют в земле. Такие внутренности? Это не внутренности, а нити. Это не кишки, а струны домбры!

Тарлан не просто конь, он герой. О таких, как он, Эргаш Джуманбулбул и Фазыл Юлдаш песни поют, легенды слагают. Разве можно сдавать на мясо прославленных героев?

Тарлан резвился. Присел на задние ноги и несколько раз кивнул. Поднял передние ноги. Выше, еще выше. И встал на задних во весь свой рост. Взглянул поверх дувала на дальние дали, на вершины Бабатага. Покрутил головой, обозревая все вокруг, и во весь голос заржал.

По всему кишлаку разнеслось его ржание. Такое громкое, что в горах, наверное, отдается эхом. До самого Бабатага доносится его ржание.

Братья мои! Сердце мое пело.

– Да будет благословен твой голос, – сказал я с улыбкой.

Не ржание слышал я, а музыку рубоба. Звуки домбры наполняли мой слух. Друзья мои, конь – это музыка. Будь здоров, Тарлан!

Я снова взглянул на мясо и кости, лежавшие передо мной. Ну уж нет, умру, но не допущу этого.

В полночь я оседлал Тарлана. Поскакал в Обшир. Примчался туда, словно вихрь. В западной части этого кишлака много холмов и взгорий из белой глины. На скатах этих холмов есть промоины. Я привязал Тарлана в одной из таких темных промоин. С восходом солнца вернулся домой. В приподнятом настроении выехал на свое пастбище.