Куку…куку…куку…куку…куку…куку…куку…куку…куку…куку…

Невр сперва широко и искренне улыбался: вот, мол, она пророчит мне долгую жизнь, спешить некуда, буду наслаждаться, смаковать…Потом нахмурился, скривился, словно прямо над ухом стали скрести одной железякой по другой.

Чарующее кукование стало действовать на нервы. Резко захотелось тишины и покоя, он пожалел, что вообще попросил эту дуру открыть клюв. Ну раз бы кукукнула, ну два, мол, буду жить две тысячи лет… Как бы теперь сделать так, чтобы заткнулась? Или хотя бы взяла пример с дятла – начала долбить клювом дерево или просто засунула морду в дупло и замолчала. Желательно навсегда!

Куку…куку…куку…куку…куку… куку…

Куку…куку…куку…куку…куку… куку…

– Да хватит уже! – крикнул он, чуть не плача.

Птица не унималась. Грудка раздулась, звуки вылетают из клюва со скоростью лупящего по земле града.

Куку…куку…куку…куку…куку…куку…куку…

Она как-то умудряется набирать воздуха, даже не прерывая эту раздражающую трель. Мелькнула мысль, что в этот момент она вдыхает не носом, а совсем другим местом.

Эта зверюга будто издевается, решила извести просителя его же дурацкой просьбой.

Куку…куку…куку…куку…куку… куку…

Куку…куку…куку…куку…куку… куку…

– Да замолчи! – в сердцах выпалил дудошник. – Замолчи!!Да чтоб ты сдохла! – выкрикнул в отчаянии и тут же сам ужаснулся сказанному, едва не прикусив язык.

При Олеге с Мраком такого не было. С ним, наверняка, что-то неладно! Но он же сказал не всерьез!

Куку…куку…ку –

Птица резко замолкла. Тарха охватила давящая тишина. В следующий миг кукушка камнем рухнула с ветки, прямо на голову изумленному дудошнику.

Он посмотрел на посиневшую и мертвую, как пробка, птицу, сокрушенно покачал головой.

– Не зря Олег говорил, что судьбу предсказывать вредно, – пробормотал со вздохом. – Ежели мне начнут предсказывать, то бедолаги не выдержат. И хорошо ежели им потом только менять портки, а то вот и сдохнут, как эта кукушка. Эх…видать, судьбу бога ведают лишь такие же боги…

***

Тропинка повела дальше, все также петляя в лесу, но в этот раз, словно пожалев несчастного бога, обходит завалы и буреломы, а в овраги спускается по пологим склонам, так, чтобы не доставлять расстроенному Таргитаю неудобств.

Пару раз в задумчивости мимоходом срывал горсти ягод, не глядя забрасывал в рот. Один раз после такого резко остановился. Глаза выпучились, как у рака, а щеки заалели, словно их натерли свеклой.

Тарх принялся судорожно выплевывать ягоды, но во рту все равно дикая смесь кислого и горького. Язык горит, будто откусил острого перца. Он отчаянно завертел головой в поисках воды, а когда наконец поодаль блеснул ручеек, бросился туда, как медведь от лосей в гон.

Как следует сполоснув рот и напившись, Таргитай поправил за спиной перевязь с Мечом и направился дальше.

Вскоре за деревьями заблестело открытое пространство. Невр заприметил соломенные крыши хаток, струйки дыма из труб. Ветер донес запах свежеиспеченного хлеба.

Ноги сами понесли Таргитая в ту сторону, а голодный желудок принялся подгонять по-звериному громким урчанием.

Село приблизилось быстро, укрупнилось, улица распахнулась навстречу, и по обеим сторонам потянулись уютные домики.

Летнее солнце жарит, струйки пота стекают по лбу, норовят попасть в глаза. Уже день, солнце взобралось на середину неба, печет, слепит глаза как начищенный медный таз.

При появлении Таргитая во дворах залаяли псы, но изумленный бог не увидел ни мужчин, ни женщин, что вышли бы посмотреть на чужака или хотя бы выглянули из окон. Улица пуста – нет даже играющих детей.

Однако чуткое ухо певца уловило гомон впереди, где на деревенской площади виднеется толпа.