– Руку! Дайте мне кто-нибудь руку, сволочи! Я в долгу не останусь! Здесь же на месте заплачу! – орал Юрсон.

Орал он громко. С честной яростью. Однако особого страха в глазах у него не было. К смерти тут относились легко. И к своей, и к чужой.

– Заплатишь? Сколько у тебя? – деловито поинтересовался Гулеб.

Он подошел к краю насыпи и присел на корточки, насмешливо разглядывая протянутую к нему руку. Заляпанная болотной жижей ладонь была совсем близко, в полуметре, но все же не доставала ни до Гулеба, ни до берега.

Юрсон пыхтел и таращил глаза. Как же он ненавидел Гулеба: горло готов был ему перегрызть, но приходилось сдерживаться.

– Уже и ручку протянул! Прям как милостыню просишь! Я спрашиваю: сколько у тебя? – повторил Гулеб.

– Семнадцать! Клянусь: семнадцать! – быстро выпалил Юрсон.

Гулеб недоверчиво зацокал языком.

– Семнадцать? Врешь!

– Не вру!

– Врешь!.. У тебя не больше пяти!

– Докажи!

– Легко. Пятнадцать самородков – цена легкой кольчуги. Будь у тебя семнадцать – ты бы ее купил. Она увеличивает шансы.

– Пусть так. Но пять самородков тоже на дороге не валяются, – назидательно произнес кто-то рядом с Таньей.

Шесть-Хмур-Дыр. Толстощекий парень. Танья давно заметила, что парнишка малость жадноват. Интересно, сколько самородков у него найдется, если потрясти его хорошенько? Как бы не три сотни! Всегда готов дать в долг, правда под дикие проценты и с серьезным залогом.

Хотя Шесть-Хмур-Дыр говорил тихо, Гулеб его услышал.

– Допустим, – сказал он, не оборачиваясь, но очень адресно и веско обращаясь к Шесть-Хмур-Дыру. Голос Гулеба, как всегда, звучал ласково, но в нем чувствовалась сталь. – Не валяются! Но подумай: у парня не меньше девятисот грандов. Больше, чем у любого из нас! Он лидер! Кто станет помогать ему за пять жалких самородков?

Шесть-Хмур-Дыр облизал губы.

– Да! – быстро согласился он. – Что верно, то верно. За пять, конечно, нет, но вот если семнадцать…

– Пять! А может, вообще два. Или один! – жестко отрезал Гулеб.

– У меня их не два! Заглохни, сволочь! Не два!!! – с яростью крикнул Юрсон.

То и дело он опускал глаза и оценивал, с какой скоростью погружается в трясину. При этом старался не шевелиться: всякое лишнее движение – потерянная секунда жизни.

– Хорошо! Проверим! Бросай сюда свой мешочек! – предложил Гулеб.

Юрсон упрямо мотнул головой. Он отлично знал, что Гулеб способен и самородки взять, и не помочь. А почему нет? Дураков учат. Если уж тебе попался на пути дурак – выпотроши ему карманы прежде, чем это сделают другие.

– Жаль, что нельзя передавать гранды… Теперь он сдохнет, а с ним и девятьсот грандов пропадут, – страдая, сказал Шесть-Хмур-Дыр.

Гулеб серьезно кивнул. Ему тоже было досадно, что нельзя передавать гранды. Танья, не отрываясь, смотрела на его подбородок. Крепкий, с ямочкой, но одновременно и не массивный. Что за радость иметь подбородок, как у Щелкунчика? Настоящий мужской подбородок должен быть таким, как у Гулеба. Правда, очень часто ей хотелось врезать кулаком прямо в центр этого самодовольного, никогда не ошибающегося подбородка.

– Я размышлял об этом. Если бы разрешили передавать гранды, мы перерезали бы друг друга. И не только мы, но и взрослые. Началась бы всеобщая резня. Поэтому передавать их нельзя. Гранды – основа общественного строя. Как ты станешь старейшиной или судьей, если у тебя мало грандов? – сказал Гулеб.

Танье захотелось все-таки подать Юрсону руку. Просто назло Гулебу – такому правильному и рассудительному. Остановило ее опасение, что кто-нибудь, воспользовавшись тем, что она наклонится над Болотом, толкнет ее сзади ногой. Тот же Гулеб, к примеру. Или Шесть-Хмур-Дыр. В конце концов, она тоже одна из фавориток, хотя и старается сохранить это в тайне. Но многие догадываются.