– Успокойся, Пипочка! Нельзя ее не впустить. Об этом узнают журналисты и испортят твоему папе карьеру. Лучше потом мы потихоньку сплавим ее в интернат строгого режима для детей с уголовными наклонностями, – зашептала тетя Нинель.

– Почему потом, а не прямо сейчас? – закричала Пипа. – Если вы ее впустите, я уйду из дома! Это из-за нее я хожу лысая! И чаем меня тоже она ошпарила!.. Дайте ей коврик, и пусть ночует на лестнице! Ясно вам?

Однако тетя Нинель и дядя Герман решили иначе. Щелкнул замок, дверь распахнулась, и Таня оказалась лицом к лицу с Дурневыми. Впереди всех неприступным бастионом возвышалась тетя Нинель, похожая на бегемота в домашнем халате и мягких тапочках. В руках у нее клокотала такса. Чуть сбоку стоял дядя Герман, а из-за его спины выглядывала Пипа.

Волосы, которых Пипа лишилась, попытавшись залить клеем волшебную книгу, успели слегка отрасти и теперь торчали коротким колючим ежиком. Зато прыщей у Пипы стало вчетверо больше. И еще она была в пижаме. «Значит, у лопухоидов теперь ночь! Ой, я же сама видела, что ночь! Как же я сразу не сообразила? Перебудила всех!» – спохватилась Таня.

Однако в данном случае это обстоятельство сыграло ей на руку.

– Ты знаешь, сколько времени? Почти три часа! – раздраженно сказала тетя Нинель. – Сегодня уже поздно, я с тобой завтра поговорю!

Дядя Герман пока молчал, однако его маленькие глазки злобно сверлили незнакомый кожаный чемодан и сверток с Черными Шторами. Таня догадалась, что сейчас Дурнев непременно поинтересуется, что это такое и где она взяла эти вещи.

– Дядя Герман, а как поживают ваши кролики? – спросила она, надеясь смягчить его. – Уже спят?

Ее вопрос – самый, казалось бы, невинный – заставил всех Дурневых посинеть от злости. Они терпеть не могли вспоминать об этом эпизоде в их жизни. О том, как дядя Герман, пытаясь дать Тане затрещину, попал рукой по магическому контрабасу. А волшебные инструменты не любят, когда с ними так обращаются. В результате дядя Герман возомнил себя кроликом Сюсюкалкой, завел в квартире целых сто ушастых собратьев и даже дал интервью по телевизору, заявив, что отказывается от политической карьеры, потому что обожает животных…

– Чтоб я больше не слышала о кроликах! Мы отдали их в зоопарк! Ясно тебе? Хищников тоже надо кормить, – злорадно произнесла тетя Нинель.

– Между прочим, папулю снова избрали депутатом! Избиратели почти единогласно проголосовали за него после того интервью… Папуля теперь жутко популярен! У него даже автографы берут! – добавила Пипа.

– Но ведь дядя Герман… Он и правда их любил! – удивилась Таня. – Он же сам был кроликом Сюсю…

Дядя Герман затопал ногами. Так как он был очень тощий, то, чтобы топать громче, ему приходилось высоко подпрыгивать.

– НЕТ! Молчать! Никем я не был! Я Герман Дурнев, депутат! Глава самой доброй фракции и председатель самого гуманного комитета! Ясно тебе?! – брызжа слюной, взревел он.

Он так позеленел, что Таня испугалась, что он ее ударит, и на всякий случай отодвинулась.

– Ясно, ясно. Вообще-то я уже иду спать… – сказала она, грустно подумав, что как кролик дядя Герман был куда симпатичнее.

Хоть дядя Герман едва ее не придушил, зато воспоминание о «морковно-капустном» периоде его жизни заставило самого доброго депутата забыть про подозрительный чемодан. Он сжал руками виски и, раскачиваясь как маятник, ушел в спальню. За ним, семеня короткими ножками, убежала Пипа. С Таней осталась только тетя Нинель.

– Сейчас зима, на лоджии холодно, поэтому ляжешь в большой комнате! И попробуй только шастать ночью по квартире – шкуру спущу! Свет не включать! Телевизор не трогать! – сказала она, глядя куда-то в стену над Таниной головой.