Мы уже со вчерашнего дня в районе сосредоточения в нескольких сотнях метров от берега Западного Буга. Действительно ли будет война с Россией? Мы копали землянки с не пробиваемыми шрапнелью и осколками стенами и маскировали наши машины, пока те не стали неразличимы. Все было спокойно. Ни огней, ни звуков, ни авиации, ни солдат было не видно и не слышно. Мир вокруг нас будто замер. Всякое движение прекратилось. Воцарилась тревожная тишина; всех нас наполняли дурные предчувствия. Каждый из нас ощущал, что всего несколько часов отделяет его от преисподней. Что принесет нам ближайшее будущее? Какую цену оно потребует нас заплатить? Мы не знали об этом. Непривычная скованность, морозный холод пробирался в наши души.

Ранним утром 22 июня, в 3:15, наша артиллерия открыла огонь из всех имеющихся стволов. Снаряд за снарядом летели у нас над головой. Отливающие серебром в первых лучах солнца самолеты взмыли в небо и огромными стаями устремились на восток. Клубы дыма и фонтаны земли взметнулись в небо на противоположном берегу.

Первые наступающие подразделения форсировали реку на лодках и плотах. В 4:00 мы вышли в район сосредоточения для наступления в перелеске прямо у берега реки. Сопротивление на нашем пути было слабое. В 12:00 мы форсировали реку на понтонном пароме с нашими автомобильными радиостанциями. Танки все еще вынуждены были ждать, потому что из огневых точек в мостах продолжали стрелять. Наши машины вязли в песке низин близ Западного Буга. Гражданское население, поляки, радостно приветствовало нас. Они угощали нас вареными яйцами и молоком.

Мы продолжали идти вперед. Песок, песок, повсюду один только песок. Это все, что мы видели. Вперед, вперед! – таков был лозунг часа, пока основные силы противника не закрепились, чтобы дать бой. Отдельные советские танки и артиллерийские орудия пытались оказать сопротивление, но все они были быстро уничтожены. Полковник Эбербах шел впереди своего 35-го танкового полка. Сметая все на пути, полк шел вперед и бился, пока не кончилось топливо в баках. Затем появились великолепные транспортные самолеты «Юнкерс-52» и сбросили топливные канистры. Подразделения материального обеспечения не поспевали из-за плохих дорог. После чего покрытые пылью танки с белой буквой G на корпусах снова пошли вперед[14].

26 июня: по собственной инициативе 35-й танковый полк начал наступление на север в направлении Барановичей после того, как сражавшаяся там немецкая боевая группа попала в трудное положение и запросила у нас помощи[15]. Полк стремительно двинулся вперед и помог боевой группе, но в этот момент был временно остановлен дивизией[16]. Рано утром 27 июня мы наконец взяли Барановичи, и немецкий флаг взвился на местной радиовышке.

Подожженные русской авиацией топливозаправщики горели на дороге, загораживая нам путь. Наш командный пункт снова подвергся налету советских самолетов, но наши истребители тоже действовали решительно. Они сбили вражеский бомбардировщик прямо у нас за спиной. Из горящей машины выпрыгнули с парашютами два человека. Раскрылся только один парашют. Летчик зарылся в песок рядом с командным пунктом. В нескольких метрах от него в землю врезался падавший вертикально вниз самолет. Пока человек был еще в воздухе, мы видели его искаженное страхом лицо, открытый рот и слышали ужасный крик. Другой парашют медленно поплыл прямо к нам. Летчик тщетно пытался направить парашют в другую сторону, раскачиваясь и извиваясь всем телом. Ему не повезло – стояло полное безветрие. Мы бросились ему на помощь. Он приземлился без травм, быстро сбросил парашют и попытался убежать. Мы бросились следом и окружили его. Русский летчик достал пистолет и выстрелил в нас. Мы тоже взяли его на прицел. Он сдался, его лицо было искажено яростью. Мы быстро отобрали у него пистолет, поскольку он, казалось, сделал попытку застрелиться, и тотчас отвели его к командиру бригады, полковнику фон Заукену, хорошо говорившему по-русски. Но русский, отвечавший на вопросы хладнокровно и обдуманно, так и не признался, откуда он взлетел и из какой он части. Но он был удивлен тем, что мы, несмотря на это, обращались с ним хорошо. Мы помогли ему похоронить погибшего товарища.