Но они ошибались. Они шли и оглядывали местность. Останавливались, ругались, падали на том месте, где только что стояли, медленно перекатывались по земле, снова устало поднимались, шли, останавливались и снова шли.

Поздним вечером они, таща за собой оружие и снаряжение, стали пробираться через лес. Продрались через редкий кустарник. Перед ними открылась слегка поднимающаяся к цепи холмов на горизонте равнина.

«Окопаться!»

Оба пулеметных расчета разбежались влево и вправо. Ханс остался в середине. Стрелки равномерно расположились от пулемета до пулемета.

– Ханнес!

Откликнулся веснушчатый парень из Ганновера.

– Пятьдесят метров вперед! Дозор, первая смена! Уни сменит тебя через два часа, затем – Камбала, потом – ты, Цыпленок! Все ясно?

Земля, сверху жесткая, после нескольких ударов лопаты становилась мягкая и рассыпалась песком. Эрнст первым уселся в отрытом окопе. Благодаря своему чутью он нашел узкую глубокую яму. Положил две-три лопаты земли в качестве бруствера – и укрытие готово! Он принялся жевать и отхлебывать из фляжки. Блондин подсел к нему. Запахло шнапсом. Эрнст протянул ему хлеб и банку консервов:

– Отрежь себе. Крышку я открыл только наполовину.

Было вкусно. Первый глоток обжег, словно огнем. Блондин закашлялся и замахал рукой перед ртом.

– Чай был бы лучше! Чай с лимоном и со льдом!

Эрнст пожал плечами:

– Ерунда! Я разбавил водку цикорием, чтобы было больше. А чай можешь списать!

– Почему?

– Кухни приедут только завтра к утру.

– Черт, целую ночь будет нечего пить! И при этом еще не началось. А что будет, когда грохнет?

– Тогда ничего не будет. И нам придется пить шнапс, отобранный у ивана, у него всегда найдется.

Перед ними над цепью холмов мелькнула вспышка.

– Это не артиллерия.

– Ну да, опять будет гроза.

Донесся приглушенный раскат грома.

– Сверну-ка я пару цигарок, а то потом будет сыро.

Снова блеснуло. Молния прошла горизонтально, гром долетел быстрее и загремел, словно шар по кегельбану.

– У тебя плащ-палатка есть?

Блондин сделал еще глоток, сморщился и вздрогнул:

– Слишком мало воды. Это – не разбавленный шнапс, а чистый спирт.

Он сунул сигареты в карман рубашки под маскировочную куртку и встал.

– Пока, Эрнст. Я тут в одном прыжке от тебя.

Вдруг пошел дождь. Молнии сверкали одна за другой, гром грохотал не переставая. Блондин накрыл плащ-палаткой каску, карабин зажал между коленями как палаточный кол и застыл, прислушиваясь к раскатам грома и шуму дождя. Он курил, глубоко затягиваясь. Выдохнутый дым висел под пологом импровизированной палатки. Дождь лил как из ведра, но прохлады не было. От лесной почвы пар поднимался как в бане. И снова проклятая жажда! Он притянул верхнюю губу к носу. Котелок! Где он? Как раз позади меня. Он осторожно попробовал его нащупать. При этом он наклонил карабин, и поток воды хлынул ему на брюки. Он выругался. Но затем с удовольствием услышал жестяную дробь капель дождя по котелку и крышке. Хочется пить! Недолго думая, он убрал карабин, натянул палатку мысками сапог и подставил лицо дождю. Как хорошо, Господи Боже мой, сделай так, чтобы дождь шел подольше, пока не наполнится котелок или хотя бы крышка. А потом выпить! Крупными глотками и так долго, пока хватит воздуха, а вода не потечет из ушей! И Бог его послушал. Он не переставая низвергал потоки воды, метал молнии вокруг себя и при этом от радости громоподобно и раскатисто хлопал в ладоши. Блондин глубоко втянул голову в плечи. С каски стекала маленькая Ниагара. По плащ-палатке стекали потоки воды, и под ногами образовались большие лужи.

– Чертов дождь! – Блондин поднялся, отряхнулся, словно мокрая собака, ощупал свой намокший зад, снова выругался, взял винтовку и осмотрелся при вспышках молнии. А кто это там сидит? Он прошел несколько шагов.