Борисов лишь помалкивал, ему нечего было сказать в ответ. А Ахманов, немного упокоившись, произнес:

– Можете идти, товарищ капитан, я вас не задерживаю.

– Товарищ полковник, а можно мне к вам, моя часть разбита.

– Направляйтесь в таком случае на сборный пункт, а мне такие командиры не нужны. Если бы я мог, то я Нечаевой присвоил бы капитана и поставил ее на батальон.

Борисов вместе со своими бойцами понуро пошел прочь, а Ахманов повернулся ко мне.

– Надя, это тот самый командир, который у тебя сначала отнял танк, а на следующий день его бросил?

– Да, товарищ полковник, тот самый. Он ведь тоже мог встать где-нибудь, провести разведку, чтобы выяснить, где можно добыть топливо и снаряды, а потом вечером, чтобы избежать авианалетов, двинуться в путь, или днем, но выбрав для этого лесные дороги. А он даже подумать не хочет. Более чем уверена, что он просто бросил свои танки, как только в них кончилось топливо, и даже не уничтожил их. А тут увидел меня и захотел снова задарма танками разжиться, а потом так же легко и их бросит, как только топливо закончится.

В общем, удалось не только отшить этого капитана, но и, образно говоря, опустить его ниже плинтуса. Вот только долго мы тут не задержались.

Наш герой не был знатоком Великой Отечественной… Нет, конечно, он знал ее общий ход и примерное время основных битв, но и понятия не имел, что своими действиями уже незначительно изменил историю. Благодаря тому, что с его помощью 17-й механизированный корпус получил снаряды и стрелковое вооружение, а также при его непосредственном участии было уничтожено около сотни вражеских танков, Барановичи удержали на два дня дольше, чем это было в реальной истории.

Следующий день не принес нам хороших новостей. Да, мы пока удерживали город, но немцы прорвались на флангах, и в итоге Барановичи попали в котел. Полковник Ахманов получил приказ на прорыв, но мне отнюдь не нравилось двигаться под авиаударами с воздуха и без малейшей разведки. К тому же снабжение: сейчас у нас были полные баки, и даже удалось достать топливозаправщик, который был под пробку заполнен солярой, но надолго нам этого не хватит – это одна полная заправка моих пяти танков. Да и действовать против подготовившегося к схватке и вставшего в оборону противника не то же самое, как против маршевых колонн из засад.

Есть и еще одно важное обстоятельство: один я могу воевать как хочу, а в составе подразделения – как будет приказывать начальство, а сейчас оно в основном дубовое. Нет опыта современной войны, да и политработники постоянно в руководство вмешиваются, а ответственности за дебильные приказы не несут. Сейчас формально мой командир – это старший лейтенант Горобец, который влюблен в меня без ума, и хоть я ему ясно показал, что ему ничего не светит, тем не менее манипулировать его влюбленностью можно.

– Товарищ старший лейтенант, можно вас на пару слов?

– Конечно, Наденька, что ты хотела?

– Обсудить наши ближайшие планы. Идти на прорыв вместе со всеми я не хочу: слишком велик шанс потерять танки и при этом не нанести противнику существенного урона.

– Да, но…

– Простите, сначала выслушайте меня до конца.

– Хорошо, говори.

– Итак, по всей логике наши части должны пытаться вырваться из окружения по кратчайшей траектории, то есть ударом на восток, и немцы об этом прекрасно знают. Значит, они и подготовятся соответственно. Пробить нашу броню своими танковыми или противотанковыми орудиями они не смогут, по крайней мере, на КВ, а вот сбить нам гусеницы, чтобы обездвижить, – вполне. Во время боя, под обстрелом натянуть их снова мы не сможем – не дадут. А затем немцы или вызовут авиацию, что скорее всего, или наведут на нас тяжелую артиллерию и все равно сожгут танки. Возможен и более простой вариант: быстро выбить пехотное прикрытие, а затем, подобравшись, сжечь танки из огнеметов или даже простыми бутылками с бензином и маслом. Солдаты у них опытные, так что долго мы не продержимся.