– Брось. Он у тебя понимающий. И потом, если не боится отпускать одного в тайгу, то уж в город-то точно отпустит.

– Ты просто батю плохо знаешь, – улыбнулся Виктор. – Он считает, что город куда опасней тайги с ее хищниками. Потому как страшнее человека нет никого.

– Трудно с этим спорить. Но и ты не совсем деревенский. Живешь-то на хуторе, но он, по факту, на окраине города, с городскими соблазнами ты вполне знаком. И никакие девицы голову тебе не вскружат.

– Думаешь?

– Уверена. Я же вижу, как ты общаешься с девочками.

– Ну, не стоит сравнивать гимназисток со взрослыми девицами.

– Серьезно? То есть, по-твоему, я еще маленькая?

– Да не в этом дело. Просто я к вам отношусь так, что… – Он запнулся, не зная, как охарактеризовать свое отношение.

– И как же ты к нам относишься?

– Да нормально, – пожал он плечами.

– Ладно. Ну вот к Лялиной Лене как ты относишься?

– Не знаю. Хорошая девчонка, хотя и водится с Генкой. Добрая, отзывчивая. На язык острая, но злости в ней нет. Я на ее выпады даже обижаться не могу.

Он старался всячески подбирать слова, чтобы, не дай бог, не брякнуть лишнего. Мало ли. Девчонки же. Еще сболтнет где. За Таней такого, конечно, не водилось, но все же.

– А к Таракановой Светке?

– Умная, но расчетливая. Дружила со Степкой Свечкиным, но теперь он стал пустышом, и той дружбе конец. Она не станет и дальше водиться с тем, у кого нет перспектив. Рабочий, пусть и квалифицированный, не то, чего ей хотелось бы.

А вот тут не сдержался, потому что Степана было откровенно жаль. И уж тем более, на фоне того, что сам прошел инициацию незадолго до того, как привезли его.

– А к Подольской Инке?

– Да… Нормально я к ней отношусь, – покрываясь краской смущения и отводя взгляд в сторону, произнес он.

– И все же?

– Ну-у, не знаю. Красивая, но ни с кем не встречается и не дружит. Со своей активной позицией, скорее всего, вырастет в кого-нибудь по партийной линии. А вообще, подать себя умеет. Пусть сословия и канули в Лету, порода из нее так и прет.

Говорил он, не глядя на Таню и устремив взор куда-то вперед. И ощущалась в нем в этот момент какая-то мечтательность, теплота и безнадежность одновременно. А еще слегка дрогнул голос.

– Да ладно. Порода, – фыркнула Таня, словно рассерженный котенок. – Да она дворянка только в четвертом поколении. Вот я, например, в десятом.

– И что? – удивился Виктор.

– Да ничего. Родовитость тут не имеет никакого значения. Для нашего рода это всего лишь статус служения России.

– Таня, не закипай, а. Не хватало еще нам поссориться.

– Ладно. Извини. Кстати, а как ты относишься ко мне? – подбоченившись, задорно поинтересовалась она.

– К тебе?

– Да.

– Да отлично! Ты настоящий друг, на тебя всегда можно положиться. Правда, иногда из-за тебя мне достается, но обижаться на тебя я не могу. С тобой весело, и мы хорошо проводим время. А еще…

– Вить, – перебила она его.

– А?

– Поехали домой. Я только сейчас вспомнила. Мне спешить надо.

– Поехали, – растерянно ответил он.

За все время, пока катили до ее дома, она не произнесла ни слова. Потом соскочила с багажника и забежала в калитку, молча и не оборачиваясь помахав ему на прощанье рукой. Он понимал, что чем-то обидел ее, но, хоть убей, не понимал, чем. И от этого на сердце было тяжко.

Глянул на тень от столба электропередач. Уже около шести. В городской управе, наверное, никого не застанет. Значит, завезет лапки завтра. Как ни крути, а за них получится выгадать почти две сотни патронов. Выходит, и опыт заработал, и в плюсе остался. Но это уже завтра, после гимназии.

Как-то уж резко толкнул педаль и вскоре уже несся по асфальту во весь опор. Потом тот закончился, и Витя покатил по полевой дороге. Власти обещали насыпать гравийку, чтобы связать хутора. В распутицу тут ни пройти ни проехать. Виктор на это время оставляет своего стального коня дома у Тани, чтобы не тащить его на себе через непролазную грязь. Но сейчас дорога стелется под колеса так мягко и гладко, что никакой асфальт не сравнится.