– Семен Михайлович, может быть, все-таки в госпиталь? Врач ведь сказал – вам надо пару недель, чтобы восстановиться. Вид у вас действительно не боевой.

– Да полегчает. – Бабенко тяжело вздохнул.

– Или вы из-за Зверобоя переживаете? Я тоже вот смотрю, в какую сторону начнется наступление, всего сто двадцать километров до места, где мы его сохранили. Не переживайте, до конца месяца отобьем назад наш танк, ремонтники его подлатают, и снова в строй встанем. А пока будем ездить на новой машине, завтра эшелон прибывает прямиком с завода.

Любимую машину под номером 007, танк «Т-34», на котором они прошли много километров и выдержали десятки атак германских войск, пришлось оставить во время последней операции в тайном укрытии на территории, оккупированной немцами. Все члены экипажа переживали из-за потери машины. Танк, которому дали имя Зверобой – в честь любимого литературного героя Коли Бочкина, поклонника книг Фенимора Купера, – стал для них полноправным боевым товарищем. Зверобой был их домом и надежным укрытием от вражеских снарядов. И решение оставить танк в холодном окопе, замаскировав брезентом и ветками, далось командиру нелегко. Но для спасения тысяч людских жизней пришлось им на время распрощаться с верной «тридцатьчетверкой». И теперь танкисты рвались на передовую, как можно быстрее в бой, чтобы отвоевать обратно своего бронированного товарища.

– Из-за танка тоже. – Семен Михайлович не знал, как начать разговор. Но и носить в себе мучительную тайну не было сил, да и без разрешения командира не решить ему свою проблему. – Я еще из-за женщины одной расстроен.

Бедного сержанта словно кипятком окатило от смущения, ему казалось, что все разговоры в землянке затихли от его признания. Он заговорил быстро, стараясь не показать, насколько смущен:

– Перед тем как мы получили задание и отправились за линию фронта, я познакомился со служащей из банно-прачечного отряда Нелей, певицей, и передал ей через нашего Николая письмо. Не просто письмо… с предложением руки и сердца. И она ответила, что согласна, через Колю передала. А сейчас мы получили распределение в новую бригаду, и получается, будто я обманул бедную женщину, пропал – и с концами. А наше расположение всего километрах в двадцати до деревни, где штаб расквартирован. Вот мучаюсь, увидеться бы с ней и выполнить обещание.

– Но, Семен Михайлович, так ведь загсы не работают, – удивился Соколов. – Война все-таки, не до того.

– Да, конечно, вы правы, Алексей Иванович, я даже не подумал об этом, – поник Бабенко и снова с тоской уставился на языки огня, лизавшие поленья в походной печурке.

Брезентовый полог, служивший защитой от ветров и холода, откинулся. Показалось курносое лицо.

– Здравия желаю, товарищи танкисты! Кто тут из экипажа старшего лейтенанта Соколова? К командиру бригады вызывают, – сказал ординарец и тут же шагнул внутрь, протянул озябшие руки к огню. – Ух, озяб, мороз крепчает. – Давайте собирайтесь, я провожу к его окопу да побегу дальше ротных собирать на совещание.

Танкисты захлопотали, поправляя ремни, воротнички, проверяя, не разлохматились ли волосы. Перед новым командиром хотелось им выглядеть опрятными, как и велит бойцам воинский устав. Тем более прибыли они в распоряжение батальона сегодня утром, на попутке, без боевой машины. Не хочется произвести впечатление никудышных танкистов, которые мало того что без танка остались, так еще и за собой не следят.

Гуськом, следом за ординарцем, экипаж ступил в ход между траншеями, потом поднялся наверх. Чтобы при бомбардировке снаряд не уничтожил всех бойцов одним ударом, временные жилища окопали по всем правилам, на расстоянии двадцать метров друг от друга, соединив неглубокими траншеями для сообщения и протяжки кабеля до места расположения командира. Рядом с его землянкой оборудовали радиоузел.