– Ну да. А сколько танков в батальоне?

– «Т-62» – двадцать шесть, десять – «Т-72». А теперь еще и четыре «Т-90».

– Сорок танков, полноценный батальон. Часть в поле стоит?

– Нет, на окраине поселка Мустан. Раньше там дислоцировался инженерно-саперный батальон, теперь наш, танковый.

– Значит, есть и казармы, и дома офицерского состава.

Капитан вновь улыбнулся и заявил:

– У нас есть все, что должно быть в настоящей части. И штаб, и казармы, и военный городок. Столовая, склады, парк боевых машин.

– В общем, все так, как и положено, да?

– Да, но это у нас. Три механизированных полка нашей дивизии рассредоточены непосредственно у Байара. Там же стоят артиллерийский дивизион и реактивная батарея. Роты тылового обеспечения находятся при штабе дивизии. У нас в полках по шестьсот-восемьсот человек. В батальонах по десять-двенадцать боевых машин пехоты. Только мы укомплектованы по полному штату. Еще вопросы ко мне есть, капитан?

– Пока нет. Что хотел на данный момент, то я уже узнал.

– Тогда пойдем к вертолетной площадке.

Иволгин посмотрел на часы. Было 9:40.

– Да, пора уже, – сказал он.

Танкисты, отдыхавшие в тени густых деревьев, двинулись следом за сирийским капитаном и Иволгиным к вертолетной площадке. На ней стоял «Ми-8». Двигатель уже был запущен. Несущий винт медленно вращался.

Командир экипажа ждал своих пассажиров у выставленного трапа, отошел в сторону, указал на открытую дверку и заявил:

– Прошу, господа. Карета подана.

Офицеры и сержанты поднялись на борт. Там находились сирийские солдаты, небольшое пополнение, прошедшее подготовку здесь, на базе Хмеймим. В основном это были ремонтники.

В 9:50 подошел военный советник майор Петренский и тоже устроился в пассажирской кабине вертолета.

Через десять минут «Ми-8» поднялся в воздух и взял курс на город Хомс, западнее которого находился поселок Мустан, конечный пункт полета.

Спустя несколько минут танкисты в иллюминатор увидели «Ми-24». Он шел чуть выше, в стороне, синхронизировав скорость с «Ми-8». На подвеске контейнеры с неуправляемыми авиационными ракетами. Впрочем, они были установлены и на подкрылках транспортного вертолета.

Когда танкисты загружались на борт, все они чувствовали себя нормально. Но через полчаса полета лицо Рябинина покрылось испариной, хотя в грузовом отсеке было не жарко. Старший лейтенант весь как-то поник, часто кашлял.

Иволгин подсел к нему и спросил:

– Что с тобой, Рома?

– Черт его знает. Вчера был в порядке, с утра вроде тоже ничего, только слабость какая-то появилась. Думал, пройдет, ан нет. Сейчас дыхалку словно перекрыло, нос забился, кашель бьет. Да и жарко мне, командир.

Иволгин приложил руку ко лбу наводчика-оператора.

– Да у тебя температура, Рома.

– Серьезно?

– Куда уж серьезней. Причем температура высокая.

– Весьма кстати!

– Где ты умудрился простудиться?

– Галька подкашливала, в нос то и дело лекарство какое-то капала, когда я в крайний раз с ней был. Мог от нее заразиться.

– Да, именно этого нам как раз и не хватало. Придется тебя в медсанчасть сирийского батальона отряжать.

– Само пройдет, командир.

– Это врач определит. Кстати, медсанчастью у сирийцев заведует наша землячка.

– В смысле?..

– Русская женщина. Хирург. Это долгая история. В санчасти ты все узнаешь, если захочешь.

Начальник штаба сирийского батальона увидел, что с одним из российских офицеров происходит что-то неладное, подсел к ним и спросил:

– У вас проблемы, господа?

Иволгин указал на Рябинина и произнес:

– Да вот приболел старший лейтенант.

– Плохо. Он же наводчик основного экипажа, не так ли?

– Да. Заменить его можно легко, а вот как здоровье поправить?