Иволгин поднялся и заявил:

– Надо идти к командиру полка.

– Ага, – сказал Быков. – Тебя-то как раз там и не хватает.

– А что делать?

– Ждать надо. Вызовет тебя Галаев, тогда и пойдешь. А нет, значит, командир полка сам все решит.

Тут опять раздался звонок в дверь.

Сержант посмотрел на Иволгина и спросил:

– Жена, командир?

– Хрен его знает. – Стас прошел в прихожую и вернулся на кухню с Рябининым. – Позвольте мне, господа, представить вам его благородие поручика Рябинина Романа Викторовича собственной персоной.

– Да ладно тебе, Стас. Ого, у вас водочка еще не откупорена. Я сто граммов выпью, чтобы опомниться. А то башка трещит как чугунный котелок, по которому колотят палкой. Хотя я и совершенно трезвый был.

– По заднице тебе палкой, а не сто граммов! – проговорил Быков. Обойдешься.

– Ну так хоть чаю дайте да хлеба кусок. Оголодал я на губе. Меня там почему-то не кормили.

Иволгин включил электрический чайник и сказал:

– Извини, взводный, не знал, что зайдешь, а то пирожками с мясом угостил бы.

– Но хлеб-то есть?

Иволгин подвинул к нему тот самый густо посоленный кусок хлеба, который приготовил для себя, достал сырую сардельку из холодильника.

Старший лейтенант выпил чай, перекусил, тут же повеселел и закурил. Пришлось Буренко открывать форточку.

– Нормально? – спросил подчиненного Иволгин.

– Теперь да. Сам не знаю, что за беда со мной приключилась.

– Такое с тобой впервые, Рома?

Рябинин ответил фразой, уже набившей оскомину:

– Все когда-то случается впервые.

– Давай рассказывай, как загремел на губу! – заявил Буренко и пододвинулся к нему.

Рябинин посмотрел на товарищей и сказал:

– А что рассказывать-то, когда в башке дыра! Я и половины толком не помню.

– Рассказывай что помнишь, – сказал Быков.

– Ладно. – Рябинин жадно затянулся сигаретой. – Короче, как пошли с Ивасюком до общаги, помню. До трансформаторной будки дошагали, а там словно тумблер какой-то сработал в голове. Полный провал, черная дыра до самого появления караула. Я сам удивился, не понял, где нахожусь, почему тут солдаты. А Валька, медсестра, орет дурным голосом. Дескать, берите его, он нам дверь выломал, грязно домогался. А дверь-то вроде цела. Тут начальник караула, Коля Савостин из пятой роты, под руку меня берет и говорит, мол, пойдем, Рома. Ну я и пошел. Привели меня на губу, выделили постельные принадлежности. Я прилег и отрубился. Вот такие дела. Как я оказался на хате у Гальки? Зачем пошел? Отшила она меня, вот я и психанул. Крышу сорвало.

– А как же ты, болезный, на свободу-то вышел? – спросил Иволгин.

– Дежурный по части, этот козел начпрод, командиру полка о моих приключениях доложил. Галаев после развода явился в караулку, врача с собой привел. Тот первым делом меня, конечно, на алкоголь проверил и сам обалдел, когда ни черта не нашел. Наш милый доктор начал бормотать что-то про частые стрессовые ситуации, недосып, сильное эмоциональное перевозбуждение. Галаев давай меня расспрашивать, что да как. Я все рассказал, что помнил. Он мне и говорит, твое счастье, дескать, что менять уже поздно. Это насчет командировки. Пошел на хрен отсюда! Вот я и свалил.

– Значит, командир полка оставил тебя в экипаже?

– Оставил.

Буренко спросил:

– А зазнобу свою видел?

– Видел, заходил в столовую по пути сюда. Галька губы надула, мол, опозорил ты меня на всю часть. Да, пожалуй, так оно и есть.

– Она же баба, – заявил вдруг Буренко. – Разве можно ее опозорить?

Рябинин гневно взглянул на сержанта и выдал:

– Ты, недоумок, за базаром следи! А то не посмотрю, что механик в экипаже, морду в момент отрихтую.

– Да я ничего. Это бабы в городке о ней всякое болтают.