— Допустим, да, Василиса Креативовна. Но чего-то явно еще не хватает. Не находишь?
— Да, вы правы, — вновь тянется к пакету и через мгновение колбасу украшает пучок укропа. — Немного растительности не хватает. Теперь вроде бы все, Петр Васильевич? — перевожу взгляд на Василису. А там такой триумф в глазах, как будто миллион выиграла.
— То есть у меня вот так в трусах? У тебя проблемы не только с математикой, но и со зрением?
— Да, вы правы. Укропчика надо поменьше, совсем чуть-чуть, — оставляет несколько травинок. — Так более похоже?
— Ну я бы так не сказал. Я не могу узнать в этом натюрморте свои сокровища. Штаны снять, чтобы напомнить?
— Не стоит, Петр Васильевич, у меня память точно хорошая. Ладно, потом не обижайтесь. Я вам приятное хотела сделать — преувеличив, но раз вам так не нравится, давайте менять на другие сокровища.
Нежданчик и креатив, конечно, хороши, но, пожалуй, в меру. У Василиски, судя по тому, что колбасу она заменила на милипиздрический огурец, чуть больше корнишона, меры с шутками нет. Нельзя так шутить. Ну просто противопоказано.
— Это что?
— Бабушкин внучок.
— Ну я понял, что размер детский и явно не внук.
— Нет, дело не в размере, по идее этот сорт должен быть больше, но этот год совершенно не урожайный. Это мой первый в этом году.
— Внучок?
— Огурец, — улыбнувшись, произносит Василиса. — Бабушкин внучок — это название сорта. Слушайте, у меня уже обед. Я ж вам показала свои сокровища, теперь мы равны?
— Стесняюсь спросить, а с какого хрена это твои сокровища? Они купленные, а я свои вырастил сам.
— Я тоже сама.
— Да неужели?! Яйца сама снесла?
— Не сама, но учитывая, что несушки мои, за ними ухаживаю и кормлю их я, стало быть, яйца мои. Огурчики тоже, выращенные мной. Да и колбасу я тоже делала сама. Так что, это все мои сокровища, выращенные с помощью природы, — пытаюсь уловить в ее взгляде хоть что-то намекающее на то, что она брешит, но нет — не получается.
С какой вероятностью женщина, хотя скорее девушка, имея такую внешность, может держать огород и выращивать скот? С нулевой. Брехуха. Но врет мастерски. Красава.
— То есть ты типа огородница, а заодно и животновод?
— Типа, да, но не животновод. У меня только курочки. По закону в садоводстве нельзя никого держать. И кур тоже. Поэтому я держу их в доме, чтобы соседи не жаловались, — тянется к тарелке и подносит ко рту огурец. — Ммм… сладкий. И попка не горчит.
— Кстати, о попке. Ты мою видела, а на этом натюрморте моей красавицы нет. Показывай ее аналог. Мне требуется моральное удовлетворение после «внучка». Стой, — хватаю Василису за руку, как только она тянется к пакету. — Если я сейчас угадаю, чем ты заменишь мою филейную часть, ты меня поцелуешь.
— Ну давайте, — улыбаясь, произносит она. — А если вы не угадаете, то спокойно уходите из кабинета и больше ко мне не подкатываете.
— Договорились. Итак, ты хочешь, чтобы я сказал персик. А вот нетушки, Василиса Петровна. В пакете у тебя киви. Сморщенный и волосатый, — откидываюсь на спинку стула, мысленно пританцовывая победоносный танец.
А вот хренушки. Совершенно не скрывая улыбки, Василиса достает персик.
— Вот что бывает, когда пытаешься переиграть сам себя. Вас к двери проводить, Петр Васильевич?
— Я так не играю. И все же настаиваю на налаживании контакта. Обменяемся слюнками, Василиса Петровна?
— У вас все-таки гиперсаливация, Петр Васильевич?
— Это что такое?
— Слюнотечение.
— Никак нет. Просто хочется обменяться жидкостями.
— Спасибо. Но мне своих слюней хватает.
— Окей. Тогда давай просто… пососемся? Так, понял, снова не то. Давай литературно: cплетемся языками в диком танце.