– К сожалению наше, архиепископ Веспасиан.

– Кто? – переспросил Желтков. Он посмотрел на Щедрика. Напарник от удовольствия едва на руках не ходил.

– Прикинь! Жаль нельзя… Или тиктокнем? – спросил Щедрик.

Егор покачал головой и добавил.

– Мы не они. Других уважаем.

– Кого вы уважаете? Опричники! У вас локти по руки в крови! – архиепископ с корочкой профессионально вознес вверх свои холеные длани. – Невинные души вопиют. Дьяволы. Бесы. Тьфу!

Егор лениво отклонил голову и священная слюна пролетела мимо, едва не поразив Желткова.

– Котя. Не надо. – попросил, чуть не плача, Аггел Ольгердович.

– Котя. – это гладкое и доброе слово Щедрик выбросил изо рта, как горячую картошку. Задорный и звонкий, по хорошему детский, смех поволок его вперед и бросил со всего размаха на стул рядом с круглым столом под зеленой скатертью. Поверх этого смеха Егор торжественно провозгласил:

– Брюки архиепископу и Аггелу Ольгердовичу.

Щедрик окончательно порвался. Он сложился пополам и уже из-под стола продолжил издавать громкие, булькающие звуки.

– Федя. Наручники снимите.

– Зря. – Щедрик выбрался наружу. В его голосе догорал искренний смех. – Аж в боку закололо. Надо, Егор, как они. Иначе не доходит.

– Поможешь? Предварилку оформим. – спросил Егор.

Сначала Желтков взял у Егора допросные бланки. Сел за стол рядом со Щедриком. Разложился. Приготовился делать привычное дело. Аггел Ольгердович помогал одеваться своему интимному другу. Делал это, не смотря на раздраженные замечания и упреки, так же заботливо и ласково как Алла Желткова для собственного мужа. Желков встал.

– Я пойду… Пожалуйста. – сказал он Егору.

– Хорошо. – Егор посмотрел на Желткова и ничего больше не спрашивал.

Во дворе, внутри черного и тесного, неприятного на ощупь, как холодный свиной жир, вечера Желтков сорвал с лица маску. Разорвал ее на мелкие части. Потом на микронные и, наконец, добрался до абсолютной пустоты в собственных руках. Очень захотелось домой, но потом расхотелось. Алка не поверит, а если поверит будет хуже. «Позорище» – подумал Желтков. – «Гребаное позорище. Ведь эта архиепископская сука на бабулях миллионы зарабатывает. На мне зарабатывает. На моей правде. На вере моей… Обман. Лохотрон факингшит… Чтоб ты… Тварь. И те, кто тебя таким сделал. Меня таким сделал!»

Пока ждал Щедрика, слушал Желтков в машине «Сектор Газа». Хоеву тучу нескладных и белоснежных песенок. Выжигал химически чистым панком лютую праведную злость из мыслей и души. «Какой души?» – Желтков пару раз хорошенько двинул по рулевому колесу. – « Есть нейроны в башке и эта сука беструсая. Навсегда».

Желтков увидел Щедрика, выходящего из калитки. Выключил магнитолу.

– Едем? – спросил Желтков.

– Ага.

– Едем. – повторил Желтков. Не то, чтобы он боялся, хотя кого он обманывал? Конечно, боялся того, что Щедрик всю дорогу будет вымучивать свои идиотские шутки. Повод был. Но Щедрик подвел. Ничего не говорил. Копался в своем телефоне.

– Прикинь. А ведь он реально архиепископ.

Желтков отвлекся на секунду от пустынной дороги. Увидел на экране Веспасиана в шелковой рясе и огромным крестом на холмистом пузе. Отвернулся.

– Знаю. Это «Божья тропинка». Каждое воскресенье всей семьей смотрим. Смотрели…

– Прямо так круто? Навсегда?

– Как иначе… Ты сам все видел. – сказал Желтков и добавил. – В Ташкент поедем.

– За беляшиками?

– Именно.

– Тогда за Медынью топи безбожно. Имеешь право. Равиль в 8 закрывается.

Они успели. Желтков себя порадовал. Умял три своих и еще один Щедрика.

– Вот теперь хорошо. – сообщил он Щедрику.

– Ага.

– Может по пивку? – предложил Желтков.

– Само собой. – согласился Щедрик. – Слушай. Я тут подумал. Там у вас как?