Последний появился в палате спустя пятнадцать минут после того, как Рей отпустил медсестру. Он был мрачен и серьёзен, и, кажется, предвкушал серьёзный разговор.
Это был молодой норвежец, на пару лет моложе, чем сам Рей, но, как всегда казалось Рею, характером чем-то похожий на него самого. С Йонасом они всегда ладили легко – последний не давил, как часто случалось, пока Рей имел дело с охранной службой отца. Рей со своей стороны старался проявлять уважение к его работе – насколько ему вообще было свойственно проявлять уважение к чему-нибудь.
– Мистер Мерсер, сразу хочу сказать, что вы напрасно отпустили людей, – вопреки обыкновению первым заговорил тот, – если вам хотелось побыть одному – следовало оставить машину у подъезда.
Рей поморщился и махнул рукой.
– Не то, – выдохнул он. – Мне нужны… – к горлу подступил кашель, но Рей сдержал его, – наблюдения камер из моего дома в Линдене и телефон. Буду смотреть на нём.
Йонас молча кивнул. Достал собственный аппарат и, открыв приложение «умный дом», протянул Рею. Тот полистал немного, просматривая показания различных приборов, уровень температуры и света, и остановился, разглядывая фигуру девушки, лежащей в широкой постели под шёлковым покрывалом. Датчики в покрывале показывали слегка повышенный пульс, но в целом та чувствовала себя хорошо.
– Благодарю, – выдохнул Рей, – можете идти.
Телефон он, само собой, так и не вернул. Зато, когда Йонас вышел, долго лежал и смотрел на экран, думая про себя: «Опять монитор…»
Ещё через пару дней появился Майкл. Тогда же Рею разрешили вставать. Он уже мог спокойно связать пару фраз, хотя долго говорить всё ещё не мог.
Когда Майкл зашёл к нему, Рей стоял у зеркала в душевой – в палате имелись отдельные душ и туалет – и разглядывал уродливый шрам, перерезавший его горло пополам. С одного конца шрам упирался в ключицу, затем прерывался под челюстью и с другого залезал на щёку и кончался на середине её.
– Смотрю, ты уже полностью стал самим собой, – усмехнулся Майкл и остановился у него за спиной, спрятав руки в карманы. – Тебе очень повезло, Рей. Нож прошёл вскользь. Внутренние мышцы почти не были задеты.
– Я смогу говорить? – спросил Рей всё так же хрипло, как и несколько дней назад, сквозь зеркало глядя на него.
– Ты уже говоришь! А если не будешь напрягаться – то, когда сойдет отек, сможешь даже в опере петь. Правда, сопрано теперь не для тебя.
Рей кивнул. Повертел головой туда-сюда и спросил, всё так же не оборачиваясь к нему:
– Сколько я проведу здесь?
– Я думаю, тебе стоит оставаться в больнице до конца лета, – серьёзно сказал Майкл, – спешить некуда. Дела идут хорошо. Я хочу, чтобы у тебя всё срослось.
– А… шрам?
– Врачи не рекомендуют делать операцию сейчас. Нужно дать тканям отдохнуть. Если захочешь, уберёшь его через год.
Рей снова кивнул. Движения шеи вызывали некоторую боль, но она была уже не велика, что подтверждало правоту Майкла: теперь всё должно было быть хорошо.
– Ты выяснил, кто это был? – спросил он, оборачиваясь наконец и возвращаясь к кровати.
Майкл задумчиво разглядывал обнажённый торс, который теперь по воле Рея прикрыли расстёгнутые полы рубашки, и по-прежнему красивое лицо, взгляд на которое теперь вызывал желание отвернуться и боль.
– Какой-то араб. Из пиццерии «Венецианский дож».
– Это я знаю и так.
– Жандармы не прорвались к тебе?
Рей качнул головой.
– Поговори с ними, они могут что-то знать. В любом случае, этого араба мы найдём. Сможешь сам поговорить с ним лицом к лицу.
Рей кивнул, хотя его на удивление мало интересовала возможность отомстить. Он привык смотреть вперёд.