– М-да, – мелькнуло в голове у «Ферье», – это тебе не новодел вроде храма Христа Спасителя. История.

После этого ему стало обидно за Россию, и Веселов стал созерцать бюст застывшей рядом в экстазе молодой француженки.

А вот сиськи у наших баб лучше, – снова мелькнуло в голове, и настроение улучшилось.

Спустя некоторое время, чирикающая как воробьи и рассыпающая во все стороны блицы*, группа снова погрузилась в автобус, и он доставил экскурсантов к герцогскому дворцу Палаццо-делла-Пилотта, построенного во времена Фарнезе.

Как рассказала гид, свое название он получил в честь баскской игры «пилота», которой предавались герцоги со своими любовницами, и состоял из целого лабиринта залов, переходов и внутренних двориков.

– Херня, – неожиданно сказал соседу один из французских туристов на русском языке, – мой под Парижем лучше. – Да и мой в Салониках, – ухмыльнулся тот. – Что ж мы, зря паримся в Государственной Думе?

– Не жалеем мы себя, ох не жалеем, – вздохнул первый, и оба рассмеялись.

«Слуги народа», понял Веселов и ему захотелось набить соотечественникам морды. В благодарность, так сказать, от народа.

Но миссия этого не позволяла, что было весьма прискорбно.

Затем последовали губернаторский дворец, церковь Сан-Джовани Еванджелиста, восьмигранный баптистерий и другие достопримечательности (всего их было восемь), и на закате дня Веселов вернулся в гостиницу переполненный впечатлениями.

Ночью ему снились дворцы, фашисты и встреченные депутаты. Последние висели на фонарях. И тихо раскачивались.

Проснувшись утром с изрядным зарядом бодрости и решив не торопить события, вторую попытку встречи с доктором Антори, Веселов предпринял после полудня.

В этот раз она удалась. Прокатившись с ветерком и спустившись в уже знакомую долину, он подрулил к «Ospedale» и длинно просигналил. Затем взбежал по ступенькам и позвонил в дверь. Почти сразу ее окошко отворилось, в нем возникла та же старуха и поинтересовалась, – что нужно?

– Я был у вас вчера, донна Крисченца, – ослепительно улыбнулся экс-шпион. – Мне бы господина Антори.

– Сегодня не вчера, – проскрипела донна, потом в двери провернулся ключ, и она чуть отворилась.

– Заходите, – подозрительно оглядев незнакомца, чуть посторонилась старуха.

Веселов вошел, мегера снова заперла дверь и, приказав следовать за собой, двинулась вперед через полутемную приемную.

На ее стенах висели картины старых мастеров, в стрельчатые, с цветными витражами окна, призрачно струился свет, а вверху пыльно отсвечивала венецианского стекла люстра.

– Этот дом знал лучшие времена, – подумал Веселов, и они стали подниматься по широкой лестнице.

В отделанный мрамором зал второго этажа, с засохшей пальмой, уставленный зачехленной мебелью, выходили несколько дверей, и старуха указала на первую.

– Хозяин там, – сказала она и удалилась по исчезающему в полумраке коридору.

Гость постучал в дверь костяшками пальцем, и из-за нее глухо донеслось, – энтри.

Он вошел и был поражен необычностью того, что увидел.

Вдоль боковых стен обширного, с прозрачным куполом помещения были расставлены многочисленные стеллажи, уставленные подобием аквариумов, в которых застыли самые различные человеческие и животные эмбрионы, на пробирных столах в центре высились целые батареи всевозможных колб, блестели никелем микроскопы и неизвестного назначения приборы, а рядом стояли муляжи людей и несколько скелетов.

– Я вас слушаю, – возник из ниоткуда рослый человек в белом халате, и экс-шпион поразился еще больше (он был удивительно похож на известного советского актера Пороховщикова).

– Дон Северино Антори? – потряс головой Веселов, пытаясь избавиться от наваждения.