– Гостомыслов? – Лиза так и осталась с раскаленным чайником в правой руке.

– Я нашел работу! – зачем-то сходу соврал Иван Андреевич. Почему-то в этот момент он захотел сделать Лизе максимально приятно. И по мнению Гостомыслова, эта новость должна была ее обрадовать. Иван Андреевич часто потом не мог объяснить причин своих некоторых поступков. Это был один из тех загадочных для него самого случаев.

Но Лиза либо мастерски скрыла радость, либо совсем не обрадовалась. Она со вздохом поставила чайник на еще горячую плитку, покраснела и со смущением посмотрела на молодого преподавателя, который к этому моменту будто бы безучастно снова всматривался в учебник, причем с еще большим усердием, чем до стука в дверь. Гостомыслов поставил цветы в стаканчик для карандашей и почувствовал неловкость момента.

Лиза направилась к выходу, цокая своими излюбленными каблуками.

– До свиданница…– улыбнулся Гостомыслов химику, и последовал за Лизой.

– Зачем ты пришел? Совсем уже? – неожиданное раздражение набежало грозовой тучей.

– Лимонное драже! – громко, перекрывая шепот Лизы, сказал Гостомыслов и рассмеялся легким шутливым смехом, – захотел сделать тебе приятное? Может, придешь сегодня?

– Не могу, уроки до десяти. Куда ты устроился?

– В одну конторку, буду править тексты.

– Надолго?

– Навсегда, Лис…

– Посмотрим. У тебя с работой сложнее, чем с перчатками…

Они стояли в длинном мрачном коридоре школы, по которому распространялся запах печеного. Столовая готовилась кормить вечно-голодные подростковые рты. Шла середина урока, поэтому здесь царила привычная для этого времени тишина, готовая в любой момент оформить звук круглым воздушным эхом. В учительской послышалась возня, и из нее, надевая легкую ветровку, выскочил молодой химик. Упершись носом в плечо Гостомыслова, он страшно смутился.

– Простите, тороплюсь. Сестра ждет. А, вот она!

– Ёсик! – развела руками девушка, которая как раз завернула в полутемный коридор, пропахший булочками с посыпкой.

Гостомыслов вздрогнул. Алое платье надвигалось на Ёсика, юное личико улыбалось, а руки были готовы заключить скромнягу в широкие сестринские объятия.

Вскоре брат и сестра удалились, от шумной девушки, казалось, задрожали круглые шары-люстры, что давали свечной, мрачный свет. Оживилась середина урока.

– Куда ты уставился? – спросила Лиза и, взяв за подбородок лицо Ивана Андреевича, повернула его к себе.

– Знакомая девушка. Я ее где-то видел, – снова почти соврал Гостомыслов. Он прекрасно помнил, как провожал ее вчера на автобус. Она его даже таежником обозвала.

– Да нет, Гостомыслов, это юбка и красивые длинные ноги, – вздохнула Лиза, у нее закружилась голова. Она уткнулась затылком в стену, а потом стекла всем телом в руки Ивана Андреевича. Это был обморок.

3

Дождь хлынул неожиданно. Сильный ливень настойчиво бился в кухонное окно и будто бы смеялся над всем этим маленьким и уютным городком, но в особенности над Иваном Андреевичем. Улица опустела мгновенно. Гостомыслов всматривался в прозрачную неприятную пленку на остывшем черном чае. На кухне, занимаясь оладьями, сновала от холодильника к плите Раиса Семеновна-мама Лизы.

– Хорошо, что вы еще были рядом, Иван Андреевич! – по-преподавательски грозя деревянной лопаточкой, сказала Раиса Семеновна – статная, удивительно стройная для шестидесяти лет женщина с аккуратной ракушкой на голове и с янтарными бусами величиной с перепелиное яйцо, обрамляющими морщинистую, обвисшую шею.

– Я всегда ей говорила, что нужно хорошо завтракать, кашей или омлетом, и не сидеть на этой работе до полуночи! А вы? Куда вы смотрите, Иван Андреевич?