Фигура Татьяны стала расплываться, её волосы растянулись, превращаясь в тонкие, как нити, полосы, которые начали извиваться. Лицо, которое прежде оставалось скрытым, теперь начало проявляться, но вместо нежных черт появились пустые глазницы и оскаленный рот, полный острых зубов.

Тень мужчины вытягивалась и расширялась, пока не приобрела устрашающие размеры. Руки превратились в когтистые лапы, а голова – в звериную морду. Глаза горели ярко-красным светом.

Маленький силуэт ребёнка начал сжиматься, словно таял на глазах. Вместо того чтобы исчезнуть совсем, он превратился в маленькую черную точку, которая начала пульсировать. Затем эта точка начала расти, увеличиваясь в размерах, пока не заполнила собой весь угол комнаты.

При воспоминании о Татьяне в груди Евгения еще раз мелькнуло что-то тёплое, но это ощущение тут же угасло. Азазелло был прав – он утратил себя.

Азазелло взглянул на Онегина с дьявольской искрой в глазах и произнёс с злобным весельем:

– Ну что ж, Евгений, не будем терять времени даром. Время – штука дорогая, особенно для тех, кто уже потерял столько. Пора двигаться дальше?

Онегин почувствовал, как внутри него вновь поднялось чувство тревоги, однако он подавил его, понимая, что отступать уже поздно.

Взглянув прямо в глаза Азазелло, он ответил:

– Конечно, зачем откладывать неизбежное? – Знаешь, время действительно дорого, особенно когда терять уже нечего. Давай, не будем затягивать этот спектакль."

Азазелло кивнул, удовлетворённый ответом Онегина. Он повернулся к окну, через которое продолжал литься лунный свет.

– Ты готов к тому, что ждёт тебя впереди? Сомневаюсь. Но назад пути уже нет, – прошептал он, и в его голосе зазвучала зловещая нотка предвкушения.

Азазелло резко хлопнул в ладоши, и окно с треском лопнуло, разбрызгивая стекло, стена разошлась. Холодный лунный свет залил комнату, прорезая темноту. Перед ними появилась узкая тропа, ведущая вглубь ночи. Она мерцала зловеще! Каждый шаг мог стать последним прыжком в бездну, но другого выхода не было.

Евгений бросил взгляд на Азазелло, криво улыбнувшись ему. И, собрав всю волю в кулак, шагнул на тропу.

Туфли Онегина скрипнули на сверкающей глади дорожки, когда он сделал первый неуверенный шаг. Сердце его стучало в тревожно-быстром ритме. С каждым новым движением, он все больше боялся подскользнуться, поэтому, старался сохранить равновесие. Луна, полная и яркая, сквозь дымку облаков освещала путь, придавая ему сияющий оттенок.

Осторожно опустив глаза, Онегин увидел, как там, вдалеке, подернутая белым покровом даль, простирается вперед, ровная и безмятежная.. Лишь редкие тени деревьев, отброшенные лунным светом, играли на снежной глади. Переведя взгляд, он увидел вершины гор, увенчанные снежными шапками. Сверкающей лентой, извивалась река, ее воды блестели, отражая звёздное небо.

На страже зимнего царства стояли ели, ветви которых были окутаны сверкающими гирляндами.

В момент, когда мир раскрылся перед ним во всей своей безмолвной красе, Онегин ощутил, как земля где-то внизу под ним начинает кружиться, словно сама природа, в своем безмятежном танце, приглашала его к «вечному полету». Запорошенная морозом долина манила его, уводя в бесконечные просторы зимней сказки.

Вокруг мерцали звёзды-жемчужины на бархатном фоне ночи, и Онегина охватывало чувство, что они смеются над ним. Эти далёкие и близкие огоньки были недоступны, как мечты, когда-то лелеемые им, а теперь казавшиеся лишь призрачными обрывками, напоминая о бесконечной всеобъемлющей скуке. Он вспомнил о тех временах, когда смотрел на бездонное небо в поисках вдохновения, мечтая о любви, о славе, о путешествиях.