Полковник засмеялся:

– И как? Получается?

– А то! Мне, нравится репутация человека «бей-беги». Люди расслабляются, и бывает, что зря …

– Вот и мне показалось, – задумчиво произнес Волгин, – что ты тоже расслабился. Не хочешь думать на два шага вперед.

– Может, ты и прав, – я вытер пот со лба, капли скатывались вниз и щипали глаза. – И на самом деле, оперативная работа, розыск, и связанные с этим движуха, мне нравятся больше, чем работа с бумагами, анализ… Для того чтобы быть хорошим следователем, нужно родиться интровертом.

– Ах вот в чем дело? – ехидно улыбнулся Волгин. – Оказывается все так просто, тебе, как экстраверту, не повезло, и, поэтому думать не хочешь. – Он передернул плечами и съехидничал: – так себе отмазка… недеформированный ты наш.

– Не передергивай… – проворчал я.

– Но даже в этом случае, – продолжил Волгин, не обращая внимания на мои слова, – жизнь одна, и я тебе о-очень рекомендую, чтобы не грохнули в подворотне… – дружелюбно вещал он, – пораскинь мозгами, и прислушайся к моим словам.

– Да ладно тебе. – Мне стало неприятно. Может, потому что правда? По-настоящему то человек обижается только на правду. – Что выросло, то выросло – отмахнулся я.

Горячий пар сауны понемногу рассеивался, его завеса была уже не такой густой.

– Ладно так ладно, сам решай. Что с прослушкой? – сменил тему полковник – Наш джентльменский договор закончится через три дня. Продлеваем?

Я вздохнул:

– Думаю придется закругляться. В пятницу, мы, как раз здесь парились с Ильичом, и я спросил у него.... Завтра узнаю точнее, но, по настрою, заканчиваем… столько дерьма всплывает. Ильич, как мне кажется, утонул в нем, – я вдруг почувствовал, как закружилась голова. -То она нанимает детективов, следить за ним, те разводят лохушку на деньги, – кстати, на его деньги, – то, колдунов сглазить меня, то наоборот приворожить его, постоянно, какие-то прохиндеи, подсовывают ей безумные бизнес-проекты, она на них ведется, и тогда мне приходиться ездить и разбираться… а уж какую чушь несет по телефону, теперь вот еще и на бандитов тратится. Ильич утомился от её бредней, – больная женщина, что тут скажешь, понять его можно. Дело в суде, он пытается мирно договориться.

– Жду до завтра.

– Договорились. Упрел я. Пошли в бассейн, – и, забыв про ногу, лихо соскочил с верхней полки, поскользнулся, невольно прислонился бедром к печи, послышалось легкое шипение, кожа соприкоснулась с раскалённой поверхностью, я почувствовал мгновенную боль от ожога.

«Блин, вроде еще не пили» – подумал я, и хромая, зашлепал босыми ногами по плиточному полу к двери, толкнул массивную ручку.

Вывалившись в обшитый деревянными панелями зал, глубоко вдохнул, по телу пробежал легкий ветерок от кондиционера, высвобождая от жара сауны.

Здесь стоял плетеный стол, на нем пузатая бутылка французского коньяка, литровая бутылка «Царской» водки, штук десять баночного пива «Хайнекен» и много цветных упаковок с нарезкой сыров, сырокопченых колбас, сушеной рыбки и финских чипсов… Витковский, на правах хозяина, суетился вокруг него, раскладывая продукты из «Азбуки вкуса», куда сам, за ними и съездил, раскладывал приборы, расставлял рюмки и стаканы… в общем занимался делом. Рядом со столом, на диване цвета сёмги, с банкой пива в руке, вальяжно развалился майор.

Увидев меня, он добродушно улыбнулся и, приподнявшись всем своим тяжелым телом из-за стола, протянул запотевшую банку пива.

– С легким паром! – почти в унисон, крикнули они.

Тяжело дыша, и махнув рукой, я пошел к бассейну, сбросил простынь и грохнулся в холодную воду, подняв волну и тучу брызг, чтобы затем, как подводная лодка, медленно уйти на глубину.