– Нелл, будь добра, закажи чай. Думаю, мистер Холмс останется выпить чаю.

– У меня нет времени рассиживаться. – Детектив по-прежнему стоял.

– Ох, садитесь, прошу вас, – предложила Ирен с апломбом ведущей актрисы, снимая шляпку. – Вы не имели возможности допросить меня в Сент-Джонс-Вуде, но вы можете теперь потратить на это весь день. Я в ловушке, разве нет? В собственном номере. Есть ли у меня иной выбор, кроме как ответить на все ваши вопросы?

Подобная очаровательная капитуляция на некоторое время лишила дара речи даже Холмса. Ирен взглянула на него снизу вверх с такой притворной невинностью, что я в мгновение ока очутилась у чудовищного аппарата (слава богу, мы видели такие адские машины в американском павильоне на Всемирной выставке в Париже прошлой весной, в противном случае я ни за что не взялась бы сражаться с ним сейчас), чтобы заказать чай и булочки, хотя американцы предлагают к чаю лишь то, что у них называется печеньем.

Мистер Холмс наконец снял перчатки и положил их в перевернутый вверх дном котелок. Как только шляпа и трость оказались на столе подле двери, Холмс взял стул, развернул его и сел лицом к дивану.

Чай определенно был лишь предлогом, чтобы облечь в более привлекательную форму допрос, ну или словесную дуэль, поскольку с виду Ирен казалась слишком хладнокровной, чтобы играть роль кроткой кающейся грешницы.

Я наблюдала за ними в зеркало, пока развязывала свою шляпку. Без головного убора мистер Холмс казался старше. Линия волос открывала высокий выпуклый лоб и обрамляла угловатое лицо, как темный капюшон. Возможно, из-за моей неприязни к этому господину каждая его черта казалась мне неприглядной. А может, я сравнивала его с Годфри, которого ценила за благодушие и легкость в общении.

Но присутствие Холмса благотворно влияло на мою осанку: я села, вытянувшись в струнку, на свободный стул и почувствовала себя чем-то средним между официантом, подносящим чай, и рефери.

Итак, мы сидели и обменивались пустыми замечаниями касательно погоды в разгар лета в Англии и во Франции по сравнению с Нью-Йорком. Наконец стук в дверь возвестил о том, что принесли чай, и мы отвлеклись от разговора. Я велела официанту поставить тяжелый сервиз и подносы на высокий столик подле дивана.

– Я сама налью, – сказала Ирен, слегка подавшись вперед и приняв такую же позу, как я.

Я подняла бровь.

– Оскар Уайльд всегда говорил, что за чайным столом зачастую происходят более кровавые события, чем на поле боя, – заметила она.

– Как и в бильярдных, – добавил Холмс.

Ирен, услышав его комментарий, чуть замешкалась с чайником в руке, но лишь на миг.

– Молоко? Сахар? – спросила она у нашего гостя.

– Ни того ни другого.

Ирен налила и мне чашку, щедро плеснула молока и выбрала солнечный ломтик лимона, в который была вставлена гвоздика, чтобы положить в свой чай с сахаром.

– Бильярдные… – произнесла примадонна, сделав осторожный глоток. – Надо сказать об этом Оскару Уайльду, когда он вернется в Париж. Он всегда ищет какие-то невероятные декорации, чтобы дать волю своему остроумию.

– Кстати, о невероятных декорациях, – перебил ее Холмс, – что вы забыли в доме Уилли Вандербильта на Пятой авеню в одиннадцать утра?

– А вы что забыли? – парировала Ирен. – Кроме того, вы явно ошиблись. Я в это время прогуливалась по универмагу Олтмана, покупала всякие безделушки для нас с Нелли. В этом городе после моего отъезда появилось столько новых магазинов.

– Так, значит, планируете задержаться в Нью-Йорке?

– Возможно. Мне намекнули, что я могла бы найти здесь родных.

– И поэтому вы следили за мной.

Ирен отхлебнула из чашки и ничего не ответила, оставив меня защищать ее честь или, по крайней мере, истину.