– Был Байрамов, – сказал врач, поднимаясь с коленок. – Ушел.

– Как – ушел? – изумилась она. – Он что, не пострадал?

Врач почему-то разозлился.

– Вы что, девушка, в самом деле! Думаете, к нам сюда здоровых привозят? Только он, как оклемался, вскочил – и деру! Такси вызвал с поста – и бывай здоров. А у него, между прочим, сотрясение средней тяжести и серьезные ушибы. Вот так все: убегают, как подорванные, а потом, кто виноват? Доктор виноват, не доглядел. Так доктор-то один, а вас, резвых таких, много!

Оставив молоденького эскулапа жаловаться на нерадивых больных, которые сами себе враги, Рита побежала к машине. Она не знала, огорчаться или радоваться тому, что Игорь не остался в больнице, но в одном не сомневалась: пока не увидит Байрамова собственными глазами, не избавится от чувства беспокойства.

Домик, в котором ныне обретался Игорь, оказался ничего себе: закрытая территория, охрана на стоянке, консьержка в подъезде. Охранник, правда, лишь молча окинул Риту тяжелым взглядом, зато пожилая консьержка вежливо поинтересовалась, к кому она направляется. Услышав ответ, консьержка спросила, ожидает ли ее «господин Байрамов».

– Вряд ли, – ответила Рита, которую допрос уже начал раздражать.

Тогда женщина, сохраняя на лице вежливо-приветливое выражение, попросила ее представиться, чтобы знать, как доложить о посетительнице. Миновав двойной кордон охраны, Рита чувствовала себя как Штирлиц, прошедший собеседование в гестапо. Она поднялась на последний, двадцать четвертый этаж. «Однако! – подумала девушка, увидев просторный холл перед лифтом. – За стриптиз неплохо платят!» На стенах – зеркала и картины с видами города, на площадке – два журнальных столика и кресла для желающих покурить (тут же, на столиках, предусмотрительно разместились пепельницы). Дальше следовала стеклянная дверь в широкий коридор, где напротив друг друга располагались всего две квартиры. Одна из них, обитая коричневой кожей, судя по номеру, принадлежала Байрамову. Рита надавила на кнопку звонка. Долго никто не подходил, и она позвонила опять. Видимо, дверь была звуконепроницаемой, так как открылась внезапно и без предупреждения, потому что Рита не услышала звука приближающихся шагов. На пороге стоял Игорь. Из одежды на нем были только линялые джинсы, а щекой и подбородком он прижимал к ключице полиэтиленовый пакет со льдом. Вокруг пакета разливалась кровянистая синева. Живописную картину завершал пластырь, приклеенный над бровью.

– Чем обязан? – спросил Байрамов.

Она мягко оттеснила его и просочилась внутрь. Квартира представляла собой просторное помещение типа студии (метров сто тридцать, по скромным прикидкам), в котором почти не было мебели, отчего оно выглядело еще больше. Один угол комнаты срезан косым окном. Диван с прикроватным столиком у стены. На противоположной стене – плазменная панель. В целом квартира выглядела так, словно ее обставлял модный дизайнер, но самому хозяину при этом глубоко наплевать на уют.

Рите хватило беглого взгляда, чтобы оценить обстановку, и она вновь посмотрела на Игоря, который встал в дверном проеме, упершись в косяк здоровым плечом. Он не сел и не предлагал присесть ей, будто давая понять, что разговор не затянется.

– Как ты себя чувствуешь? – мягко спросила Рита, стоя на почтительном расстоянии: настороженно-враждебный взгляд его темных глаз предупреждал, что приближаться не стоит.

– Так же, как выгляжу, – сухо ответил он.

– Так ужасно?

– Ты пришла, чтобы потом доложить папочке, в каком состоянии его собственность?

Зачем он так? Разве она виновата в том, что произошло, разве не могла прийти просто потому, что беспокоилась? Рита уже собиралась ответить грубостью и уйти, но, взглянув на лицо Игоря, поняла, что он сейчас рухнет на пол, и подскочила как раз вовремя, чтобы успеть его подхватить. Рита усадила Байрамова на диван, одновременно поправив подушки за его спиной. На лбу Игоря выступили крупные капли пота, и он с шумом выдыхал воздух из ноздрей.