– Виктория, вы уверены, что все помните?

– Конечно, – и здесь я натыкаюсь взглядом на слегка размытую печать: «Зарегистрирован брак с…»

Меня корчит от судороги в бедре. В горле комом застывают непонимание и ужас. Я отталкиваю руку следователя и мямлю, что это ошибка.

– Это не мой. Я не замужем, я же сказала.

Николай Владимирович демонстративно переворачивает страницы и тычет пальцем в лицевую.

Хочется отпихнуть его, но застываю. На меня глядит рыжая, скорее, с медными волосами, девушка. Я.

Опускаю взгляд, шарю глазами по бумаге. Крылова Виктория Сергеевна, 1986 год рождения, дата – совпадает с моей и ниже… моя подпись.

Отбрасываю в сторону фотку незнакомца, выдергиваю документ из пальцев следователя и судорожно листаю к штампу о браке.

Читаю вслух:

– Зарегистрирован брак с Вольным Марком Власовичем, пятое августа две тысячи тринадцатый год. Что? Три года назад? Ересь! Этого просто не может быть, – я истерически смеюсь. Гляжу на мужчину, и моя улыбка сникает, наткнувшись на его тяжелый взгляд. Ну, разыграли! Хорошо. Что дальше? Какой в этом смысл? Но Николай Владимирович не отводит взгляд, серьезно смотрит на меня и качает головой, словно ставит диагноз – «слабоумие». Глотаю слюну и выдавливаю, – просто, я… такое бы запомнила.

– Конечно, но сейчас, видимо, не все так просто.

– Как это? – меня мутит. Хочется сложится пополам, скрутиться под одеялком и очнуться в своей квартире. Ведь это же сон?

– Вика, у меня последний вопрос, – жестко чеканит Николай Владимирович.

Я готовлюсь к очередному моральному удару.

Не хочу больше вопросов, ничего не хочу. Хочу в зал, хочу надеть пуанты и танцевать. Пока не сотру чертовы пальцы в кровь, пока голень не сведет так, что идти домой придется, согнувшись, как старуха. Пока тело не выплеснет столько пота, что, кажется, стоит коснуться, и рассыплюсь в труху от потери влаги. Хочу домой, хочу в ту жизнь: привычную и теплую. К родным и близким. Они так нужны сейчас. Где они? Верните их!..

Ну, кроме одного персонажа. Его не надо.

В палату врывается несколько человек. Все в белом. Один из них – краснощекий врач средних лет – уверенно проходит к кровати, приветствует следователя аккуратным поклоном головы. Остальные – те, что моложе – остаются позади.

– Я еще минутку, – Николай вытягивает указательный палец вверх, имитируя единицу, и поворачивается ко мне. Стальные глаза из-под седых бровей прожигают насквозь, и мне становится не по себе. – Вы помните, куда вы направлялись?

– Да, на кастинг-отбор в мюзикл «Танец мотылька». Слышали?

– Нет, но теперь услышу. Благодарю за беседу, я еще навещу вас. Возможно, завтра, – мужчина быстро сгреб снимки с постели и откланялся.

Паспорт так и остался у меня в руке. Как доказательство моего помешательства. Неизлечимого помутнения рассудка.

Мы остаемся вдвоем. Практиканты почти сразу выходят и еще долго галдят в коридоре. Доктор Зуев осматривает меня, задает нелепые вопросы. Вроде: есть ли у меня братья или сестры, сколько им лет, в каком году умерла бабушка и в какую школу я ходила. Намереваюсь покрутить пальцем у виска, и тут врач задает новый вопрос, который заводит меня в тупик:

– Помнишь, когда ты первый раз надела балетки?

Я застываю. Память упирается в пустой блок. Ну, не могла же я родиться в пуантах?

Доктор, со странным именем для нашей страны – Бенедикт – пишет что-то в планшетку, светит мне в глаза фонариком, затем шумно выдыхает. На меня обрушивается сивушное зловоние.

Ужас, где меня лечат?

Лежу в каморке, врач – алкоголик. То-то я смотрю у него нос распухший и щеки, как переспевшие помидоры.